Я могу только кивнуть. Думаю, я знаю, чего она добивается. И я точно знаю, что я совершенно не в состоянии справиться с этой беседой. Не сейчас. И, может быть, никогда. Есть такие факты, которые обладают слишком сильным воздействием, чтобы их открывать, они слишком разрушительны. Слишком перегружены виной, чтобы увидеть свет.
Я резко встаю, бросаю вилку в кузов.
— Я должен идти. — Хватаю свою рубашку. — Спасибо за завтрак.
— Ты… ты не должен уходить, Дерек. Мне жаль, что я стала спрашивать. Знаю, для тебя, должно быть, нелегко говорить… о том, что произошло. Я просто…
— У тебя есть вопросы. Гадство, что только я могу на них ответить. Я понимаю. Всё в порядке. Но некоторые вещи... есть некоторое дерьмо, о котором я просто ещё не могу говорить. — Я извиняюсь, — я качаю головой. — Я должен идти. Я не принадлежу этому месту. Это его мир.
Я совсем забыл про свои шрамы. Чувствую, как она смотрит на меня, на моё плечо, на два морщинистых скукоженных шрама. Врачи говорят, что я был безумно, невероятно удачлив, что пережил свои раны. В фильмах показывают, как будто настоящий герой, словив пулю плечом, продолжает действовать как ни в чём не бывало. На самом деле всё не так. Меня надо было срочно оперировать. Я мог потерять руку. Мог истечь кровью, если бы пуля попала в артерию. Могло случиться что угодно, но каким-то чудом я выжил. Правда, рука до сих пор плохо слушается. Тебя подстрелили, ты ранен. Всё просто и понятно. Но, в целом, я в порядке. Я забываю про свои шрамы, особенно, когда один, а сейчас я был сосредоточен на дискомфорте от близкого присутствия Рейган. И теперь она их увидела. Её глаза движутся по ним, изучают. Находят шрамы, оставшиеся от Ирака, – на спине и ногах от осколочной гранаты. След на бицепсе, который оставила пуля, чиркнув по мне, от чего остался жив Хантер.
Граната, действительно, почти убила меня. Тогда мне тоже повезло. На мою удачу, поблизости оказался санитар, он оперативно помог мне и доставил в полевой госпиталь. Я потерял много крови и чтобы выздороветь, понадобилось время, но это был восстанавливаемый ущерб, позволивший в достаточно короткие сроки вернуться в строй.
Так было тогда, так есть и сейчас. Но теперь? Я не стану возвращаться. Я не могу. Нет. Я предпочёл бы, к чёрту, умереть, чем когда-либо ещё поднять оружие. Когда-либо ещё раз увидеть афганское лицо.
Я пожимаю плечами, скрывая шрамы под рубашкой.
Я не хочу покидать это место. Мне нравится здесь. Техас мирный, спокойный. Открытый. Я чувствую, что могу здесь дышать.
Но я должен выбираться отсюда: мощное присутствие Рейган напоминает мне о Томе, о письме. И о корыстной лжи. Я смотрю на неё, и словно слышу те строки. Томас, моя любовь....
Дерьмо. Кажется, я прошептал эти слова вслух. Она услышала; она поднимает на меня взгляд, уставившись, в глазах пытливость и шок, брови нахмурены.
— Что… что ты сказал? — шепчет она.
— Ничего, — я задерживаю дыхание в надежде, что она оставит эту тему.
Я практически перестал пересказывать письмо вслух, но иногда строки из него вырываются из меня. Эти слова практически выжжены в моей душе, и я ничего не могу с этим поделать. Но Рейган не должна об этом знать. Из-за этого я испытываю какой-то странный, пронзительный стыд. Как будто я украл у неё, у Тома, нечто по-настоящему святое, присвоил очень личное.
Я отхожу, ступая по высокой траве вдоль забора. Я иду так быстро, как могу, мои кулаки сжаты. Я концентрируюсь на том, чтобы замедлить своё дыхание. Сосредотачиваюсь на каждом шаге, каждом вдохе, на травинках, рисунке древесины, на досках, скользящих мимо, как железнодорожные шпалы. Впереди подъездная дорожка. Наконец-то. Ныряю между средней и нижней перекладиной, трусцой направляюсь к дороге. Спасаюсь.
Бегу. Легкие горят, сердце стучит. Ноги болят.
Боже, я так запутался.
Синий «форд» грохочет позади меня, мимо меня, визжат тормоза. Рейган открывает дверь, оставляет её открытой, хрустит по гравию, направляясь ко мне.
— Почему… Дерек, почему ты убежал?
Так много вопросов, ни на один из которых я не могу или не хочу отвечать.
— Не знаю. Я испорчен, Рейган. Очевидно, я не… нехорошо, если я буду рядом. У тебя ребёнок. Я не принадлежу этому месту. Я сделал то, ради чего приехал. Вот и всё.
Она проводит рукой по волосам, лёгкий, горячий ветерок треплет медовые волны. Она взволнована. Недоумённо произносит:
— Тебе некуда идти.
Это заявление совсем не в тему.
— Ну и что? Это не твоя проблема.