— Ри, нет, боже. Ты прекраснее, чем когда-либо.
— Тогда почему? Прошёл месяц и… ты мне нужен, Дерек. Мне нужно быть близко к тебе, — она сжимает губы, смотрит вверх, борется с эмоциями. — Я тону. Это так тяжело – пытаться всё успеть… Я знаю, ты ненавидишь чувствовать себя бесполезным. И я не знаю, как быть. Я пытаюсь быть сильной, но ничего не получается. Чем больше будет срок беременности, тем труднее будет справляться. А потом, когда родится ребёнок, будет… совсем невозможно. И единственное, что помогает мне преодолевать всё это, это то, что я люблю тебя, и знаю, что ты любишь меня. Ты начал свою терапию, и ты уже продвинулся очень далеко. Ты почти можешь передвигаться самостоятельно, и, боже, Дерек, это просто удивительно. Я так горжусь тобой. Но, господи, как говорить это и не упоминать, что я страдаю? Мне нужно быть ближе к тебе. Не просто… не просто заниматься сексом. Хотя и это тоже. А чувствовать тебя. Знать, что ты здесь. Со мной. Что ты принадлежишь мне. Что я принадлежу тебе. Мне нужно чувствовать себя женщиной, а не просто... Рейган: женщиной, работающей на ферме, матерью и кем бы я ни была ещё. Я знаю, это тяжело для тебя, тяжелее, чем я могу себе представить. Но всё, что тебе нужно сделать, это показать мне, показать мне, что ты хочешь меня, и что ты тоже нуждаешься во мне.
Я прикасаюсь к ней. Тянусь, глажу её лицо. Приподнимаюсь на локтях и целую Рейган. И, боже, этот поцелуй будто вытаскивает из меня весь страх. В голове звучат её слова: «…всё, что тебе нужно сделать, это показать мне…».
Но потом, когда мы теряем себя в поцелуе, она начинает плакать. Я пытаюсь спросить её, что случилось, но она качает головой и увлекает меня обратно в поцелуй. Рейган кладет меня на доски мостков и перемещается, чтобы оседлать. Она целует меня, плачет. Это сбивает с толку, слёзы смешиваются с пылом её потребности. Она опускает руки мне на грудь и вцепляется в меня, целует, плачет, позволяет нашим ртам раскрыться, наше дыхание смешивается.
— Дерек, мне нужно... пожалуйста. Прикоснись ко мне. Положи на меня свои руки. Дай мне почувствовать. Мне нужно почувствовать.
Мои руки скользят под рубашкой Рейган по спине. Я чувствую, как моя грудь раскрывается, в ней было расколотое кровоточащее сердце, высохшее как от засухи, неуверенно бьющееся, а затем я пью, ощущая нужду Рейган как влагу, впитываю то, как она извивается, бьётся на мне, шепча моё имя, пока мои ладони скользят по её телу. Движение, рывок, и её рубашка снята, а она стаскивает мои шорты, обхватывая мой член рукой. Другой рукой она упирается в мостки, поднимается, а я обхватываю ладонями её груди. Её лицо мокрое, слёзы всё ещё сползают по щекам. Рейган не вытирает их, просто смотрит на меня из-под завесы волос. Она ещё приподнимает бёдра, вводя меня внутрь себя. Обхватывает стеночками. Выдыхает, всхлипывая, трепеща всем телом, с широко распахнутыми глазами и дрожащими губами.
Это не блаженство, не удовольствие и не экстаз. Нет. Это воссоединение. Мы снова нашли друг друга. Я нашёл себя внутри неё. Передислокация наших душ.
Вздохи плывут по ночному воздуху. Шёпот, когда мы произносим имена друг друга, мольбы к Богу, мольбы не останавливаться, никогда не останавливаться.
Я люблю тебя. Я очень сильно тебя люблю. Она говорит это, я говорю это – мы оба говорим это.
Проходит еще месяц. Теперь я могу ходить без посторонней помощи, но недалеко. У меня есть трость — дешевая, от Walgreens. Мы находим утешение друг в друге после той ночи на причале. Это помогает мне двигаться вперёд.
Так же вдохновляет меня воспоминание о двенадцатинедельном ультразвуке. Бог мой. Как я сидел в той комнате, в полумраке, слушая искажённый звук сердцебиения… стук биения жизни. Разглядывая голову и конечности – абсолютную реальность ребёнка. Это сделало его существующим. Настоящим.
Я – отец.
Теперь я провожу много времени с Томми. Большую часть времени я сижу дома, поэтому взял на себя максимальное количество заботы о нём. Томми интересовался моей ногой и поначалу немного боялся её. Не знаю, почему, и как он должен относиться к моему увечью. Но шли недели, и он научился принимать его как часть меня.
Ида всё время рядом, следит, чтобы я не напортачил, и даёт мне советы по основам воспитания детей. Кто бы знал, что там есть над чем подумать? Они с Хэнком просто находка. Они приходят каждый день, чтобы помочь и оказать поддержку. Судя по странным взглядам, которые дарит мне Хэнк, он считает, что я делаю половину приличной работы, чтобы взять себя в руки.
Я тоже много думал, в основном, о трёх вещах. Что мне делать, когда я полностью восстановлю способность двигаться? Что мы будем делать с фермой? И Рейган. Достаточно ли просто быть рядом и любить её? Я думаю, размышляю. Упорно тренируюсь, чтобы нарастить мышцы, научиться ходить без поддержки, хотя мне кажется, я буду всегда чувствовать себя увереннее, если буду на что-то опираться. Я могу идти по беговой дорожке, изредка используя поручни. И, параллельно всему этому прогрессу, я продолжаю свои размышления.
Наконец, месяц спустя, я принимаю несколько решений. По крайней мере, определяюсь с направлением.
Рейган показывает мне небольшую выпуклость на животе. Я люблю её, просто обожаю. Каждый раз, когда я рядом, то опускаю на неё ладони, представляя внутри маленький арахис, который растёт и развивается. У меня все ещё бывают моменты, когда я сомневаюсь, что буду когда-нибудь хотя бы наполовину приличным отцом, но я попытаюсь. Я сделаю всё, что в моих силах.
Я сижу на крыльце, в руке телефон Рейган, в другой клочок бумаги с номером телефона. Наконец, я его набираю.
Вызов, второй, третий.
— Алло?
— Привет, Хантер? Это Дерек.
— Дерек? Чёрт возьми. Приятно тебя слышать. Как поживаешь?
— Полагаю, ты в курсе.
Он колеблется:
— Да, я слышал. Держишься?
— Ну… более-менее, — я проглатываю свою гордость. — Мне нужна твоя помощь.
— Моя помощь? — Хантер кажется удивлённым. — Дерек, брат, что угодно! Только скажи.
— Можешь приехать ко мне ненадолго? Ты, Рания и дочурка?
— Думаю, да. Я могу взять неделю отпуска. Что-нибудь придумаю. Где ты?
Я снова мнусь. Наверное, какие-то слухи до него доходили, но Хантер заслуживает услышать это от меня.
— У Рейган Барретт. За пределами Хьюстона.
— Слышал о... слышал, что вы с ней…
А вот и та часть, за которую он может и получить горячих.
— Влюбились, — прерываю я его. — И по этой причине мне тоже нужна твоя помощь.
— Влюбился… Господи, сынок, — он смеётся. — Ты действительно смог? Ты?
— Вернулся другим, Хант. Впервые, я имею в виду. После того, как меня вытащили из той дыры.
Он сразу становится серьёзным:
— Я знаю. Поверь мне, брат, я знаю.
Я слышу, как на заднем плане плачет ребёнок, и слышу, как Хантер обращается к своей дочери, его голос приглушен:
— Я буду рядом через секунду, сладкая. Папа разговаривает по телефону. Послушай, всё в порядке, видишь? Папа это починил, — его голос возвращается к нормальной громкости. — Сожалею. Итак, какой адрес?
Я даю ему адрес, и мы ещё немного болтаем, но становится ясно, что он должен позаботиться о своей дочери. Я прощаюсь, вешаю трубку и думаю о своём следующем шаге.
Вечер, Рейган только вышла из душа. К её груди прижато полотенце, второе намотано вокруг головы. Она садится на кровать, стягивает полотенце с головы, другое падает на пол. Рейган расчесывает волосы, а я несколько минут просто молча наблюдаю.
— Я тут подумал о ферме… — я прослеживаю пальцами линию её плеча, веду вниз по руке.
Она замирает, опускает руку с расчёской, удерживая другой рукой полотенце на груди. Наверное, к лучшему, потому что невозможно сосредоточиться на чем-либо, кроме этих пышных сисек.
— Да?
— Что, если бы ты продала её?
Рейган оседает, прячет лицо в ладонях.