— Ты больше, чем сумма твоих переживаний, Дерек. Когда я в первый раз вернулся домой с Ранией, мне тоже снились тяжёлые сны, всякие гадости. Но проблемы начались не сразу. Я думал, что я крутой, что со мной всё в порядке. А через несколько месяцев я разошёлся не на шутку. Я начал злиться без причины. Рявкал на Ранию. Начались драки с ребятами из дорожной бригады. Наконец, однажды после работы мой босс загнал меня в угол. Он пригласил меня выпить. Он участвовал когда-то в «Буре в пустыне». Регулярная армия, но, несмотря на это, он крепкий парень. Сказал, что мне надо собраться с мыслями. Познакомил меня с женщиной, которая помогла ему тогда разобраться со своим дерьмом. И это первое, что она сказала мне, что действительно застряло в мозгу: вы больше, чем сумма ваших переживаний. Мне пришлось некоторое время усваивать эту мысль, и для меня это значит, что я не просто ветеран. Не просто морпех, — он протягивает мне пиво, мы чокаемся и пьем. — Я не просто несчастный ублюдок, который прошёл через ад в Ираке, понимаешь? Это не определяет меня. Да, это случилось. Очевидно, всё это дерьмо оказало на меня серьёзное и длительное воздействие. От этого никуда не деться. Но случившееся со мной – это не то, кто я есть. Рания зависела от меня. Мне пришлось работать. Так я и сделал. Было нелегко, до сих пор нелегко. Но ты справишься. У тебя нет выбора. Ты должен справиться ради неё.
— Но я…
Он еще не закончил. Хантер обрывает меня:
— Ты был в плену. Так случилось. Ты видел кучу дерьма и натворил кучу дерьма. Так случилось. Ты потерял свою ногу. Так случилось, — он тычет пальцем мне в грудь. — Я не могу вычистить твои конюшни за один разговор, Дерек. Никто не может. Но ты должен с чего-то начать. Дерьмо уже случилось. Пакостно, согласен. Но вопрос в том, будешь ли ты беситься и позволишь ли ему завладеть тобой? Или ты будешь мужиком и будешь тем, кем Рейган хочет тебя видеть? Рейган и твой ребенок, о котором ты мне не говорил.
— Кажется, я думал, что ты сам во всем разберешься.
— Надо было сказать мне, тупица.
— Прости.
— Ты уже знаешь, мальчик это или девочка?
Я отрицательно мотаю головой:
— Нет. Пусть будет сюрприз.
— Ты попался.
Под шкафом рядом с плитой висит радиоприёмник. Он всегда включен, громкость понижена, настроена на местную кантри станцию. Я всегда думал, что ненавижу кантри, но здесь это просто часть жизни. Я и не вслушиваюсь. Это просто фоновый шум. Иногда я ловлю себя на том, что подпеваю какой-нибудь песне, но обычно работы радио я почти не замечаю. Однако сейчас закончилась песня Dierks Bentley, потом немного треска, а потом запевает скрипка. К ней присоединяется гитара. Голос Тима МакКау наполняет кухню, это «Где растет зелёная трава», и у меня кружится голова. Внезапно я снова в Хаммере, Барретт рядом со мной, пилит меня за то, что я напеваю эту песню. Моргаю, дышу, упираю руки в колени. Пробую остановить приступ.
Ни фига.
Я слышу свист и грохот залпа РПГ, которым сносит первый грузовик, и моё дыхание учащается.
Головокружение.
Я падаю на пол, хватая ртом воздух. Хантер говорит со мной, но всё, что я вижу, это Рейган, которая протискивается через заднюю дверь, падает рядом со мной на колени, укачивая мою голову. Что-то мне шепчет. Сначала это просто похоже на жужжание, но вскоре оно превращается в её голос, который говорит мне, что всё в порядке, всё в порядке, всё в порядке, это не по-настоящему, я в порядке…
Наконец, всё возвращается на круги своя. Боль в груди проходит, дыхание замедляется. Я с трудом поднимаюсь на ноги. Хватаю свою трость у двери и прохожу мимо присутствующих.
— Вот почему, народ, я беспокоюсь о том, каким буду отцом.
Через некоторое время Рейган находит меня у пруда:
— Знаешь, а я не волнуюсь.
— А должна бы.
Она садится позади меня, прижимается щекой к моей спине.
— Но это не так. Воспоминания, панические атаки? Они не делают тебя непригодным для отцовства.
— Что, если бы это случилось, пока я держал Эмму? Я бы уронил её. Что если это случится, когда я буду держать нашего ребенка? Как ты объяснишь ему, что я выхожу из себя без причины? Я уже не раз будил Томми.
— Это не причина опускать руки, Дерек. Мы бы справились, если бы такое случилось, — Рейган тянет меня за плечо, и я разворачиваюсь к ней. — Я доверяю тебе. И я верю в тебя. Когда я наблюдала за тобой с Эммой… я прониклась до слёз. Ты такой чертовски привлекательный, очаровательный и милый, что это сводит меня с ума. Ты будешь замечательным отцом, Дерек. Ты просто должен доверять мне и себе. Я не была готова стать матерью, когда у меня появился Томми. Я понятия не имела, что делаю. И я делала это в одиночку. Я должна была сама со всем разбираться. Я была уверена, что облажаюсь. Но дело в том, что дети – это просто. Нелегко, но просто. Кормить их, держать их попы чистыми и любить их. Это всё, что им нужно. Растить ребёнка тяжело, не буду врать. Ты просыпаешься миллион раз за ночь, пытаясь понять, чего им нужно. Ты уверен, что ты полный ноль, потому что они не перестают плакать. Но ты разберешься с этим. Когда ты любишь их, держишь их, кормишь их. И они простят тебя, если ты напортачишь, — она касается моего лица. — И я тоже.
И, чёрт возьми, меня опять накрывает эмоциями, сбивает с ног. Но Рейган просто целует меня, как будто её не заботит моё размазанное состояние, и что я вцепляюсь в неё, как будто могу потерять. Она только держит меня в ответ, так же крепко, и, в конце концов, мы возвращаемся к дому и присоединяемся к своим друзьям.
И они тоже всё понимают.
Знать, что в твоей жизни есть люди, которые могут принять худшие проблемы, что у тебя есть, и не судить тебя… Это лучшее знание в мире.
Глава 22
Рейган
Ферма официально выставлена на продажу. Есть агент, прайс-лист, куча дел, чтобы сделать дом привлекательным для продажи. Это ошеломляет. И я до сих пор понятия не имею, что мы будем делать, если ферма продастся. Когда она продастся. Я пытаюсь держать себя в руках, пытаюсь быть твёрдой, но это трудно. Так тяжело... Это всё, что я знаю с девятнадцати лет. Семья Тома обрабатывала эту землю с восемнадцатого столетия, а я просто продам её, как ни в чём не бывало?
И я ничего больше не умею. Я буквально слепо следую за Дереком. Но я понимаю, что это единственный реальный вариант. Я вскоре не смогу поддерживать ферму в рабочем состоянии, по крайней мере, длительное время. И без помощи Дерека. Боже, он лезет из кожи, стремясь вернуть себе работоспособное состояние, учится максимально жизнеспособно функционировать. Но рубцы на его культе всё ещё одеревенелые, а он слишком много времени проводит на ногах, и это выматывает его. Мы просто не можем больше существовать в обычном режиме.
И если заглянуть глубоко внутрь себя, то… я устала от фермы. Опустошена. Я больше не могу, эмоционально. Мне нужны перемены. Но проблема в том, что перемены чертовски пугают.
Рания помогает мне разбираться с вещами. Она, Хантер и их дети приехали к нам в гости ещё раз, чтобы помочь. Мы с ней пакуем вещи, от которых я пока не хочу избавляться, но не знаю, что с ними делать, кроме как упаковать. И мы наводили порядок в таких местах, которые не подвергались уборке несколько десятков лет. Дерек и Хантер обновляют покраску внутри, латают дыры в штукатурке, снимают обои в комнатах, к которым не прикасались с шестидесятых.
Неделя проходит быстро. Рания и Хантер остановились в Хемпстеде, в небольшом мотеле, и можно признаться, что они готовы вернуться домой. Но, боже, это было замечательно, когда они были рядом. У меня не было такой подруги, как Рания... наверное, никогда. С тех пор, как я была маленькой девочкой, в Оклахоме. И Хантер был прекрасным другом для Дерека, пиная его, чтобы тот оставался позитивным, подталкивая Дерека физически, занимая его.
И я не прочь переехать поближе к ним.
Сегодня пятница, дом такой чистый, такой лишённый беспорядка, что его невозможно узнать. Хотя одной комнаты я всё же избегала. Комнаты Тома. Я стою перед его дверью со стопкой ящиков для упаковывания. Рядом Рания – с веником, совком, тряпками и средством для мытья.