— Да, это выглядит действительно замечательным достижением, — высказался он в типично тетронской манере.
— А теперь есть основания полагать, — продолжил я, — что он гораздо древнее, чем считали многие исследователи. И это может пролить интересный свет на источник происхождения галактических рас. Насколько мне известно, ваши ученые тоже занимаются этой проблемой, не так ли?
— Было бы преждевременно делать какие-либо заключения, — произнес он.
Но я не собирался просто так с него слезать. Свою точку зрения я ему высказал. Теперь мне хотелось бы услышать его.
— На Весельчаке мне рассказали, что в пограничных областях Солнечной системы Земли обнаружена ДНК-форма жизни: микроорганизмы, подвергшиеся заморозке миллиарды лет назад, — заявил я, пытаясь как можно больше расширить тему разговора, но стараясь не показаться назойливым. — У вас, у тетраксов, была возможность обследовать тысячи несущих жизнь солнечных систем. Сколько из них аналогичны в этом смысле нашей?
— Почти все, — просто произнес он. — Один-два аномальных случая известны, но наиболее интенсивные исследования мы вели как раз в системах солнечного типа, с похожей планетной организацией.
— А ведь из этого следует, что ни в одной из них жизнь не возникла сама по себе, источник происхождения ДНК нам по-прежнему неизвестен.
— Для теории происхождения жизни у нас действительно мало данных, подтвердил тетронец.
— Мои предки всегда считали, что жизнь возникла на Земле, — осторожно закинул я удочку, чтобы вытянуть из него побольше информации. — Даже когда мы вышли в космос и встретились с другими гуманоидными расами, то продолжали цепляться за эту идею и для ее поддержки придумали теорию эволюционной конвергенции.
— Наши ученые так никогда не считали, — сообщил он мне со слегка высокомерной интонацией превосходства, которую так обожают тетраксы. Лучший способ заставить их разговориться — сыграть на этой слабости.
— И как же они пришли к такому выводу? — поинтересовался я, изобразив приличествующее случаю почтение.
— Это вопрос элементарной математики вероятностей. Базовый химический аппарат жизни — очень сложная вещь. В него входит не просто ДНК сама по себе, но и все относящиеся к ней энзимы, а также разнообразные типы РНК, участвующие в процессе передачи генетического кода. Вероятность самопроизвольного возникновения подобного комплекса в результате случайного соединения молекул высчитать было довольно просто. Когда мы сопоставили полученную величину с размерами нашей планеты и временам ее существования, стало совершенно очевидно, что вероятность возникновения жизни как на нашей планете, так и на любой другой ничтожно мала.
Кроме того, нам стало ясно, что при такой сложности химической основы жизни случайное зарождение эволюции могло произойти только на огромных пространствах и в течение невообразимо продолжительного периода времени. По самым скромным подсчетам, если принять во внимание известные размеры Вселенной, время ее существования и время существования в ней жизни, шансы за возникновение жизни и против — относятся как один к десяти. И в таком случае наша жизнь есть следствие исключительно удачного стечения обстоятельств.
Я не стал просить его раскрывать математический аспект этих замечательных вычислений, но воспринял их с некоторой долей скепсиса. Недостаток вероятностных расчетов всегда состоит в том, что вы запросто можете получить совершенно дурацкий результат, если окажется, что часть действующих факторов вам просто неизвестна. А неизвестных факторов в научных исследованиях может быть десяток на один известный.
— Не объясняет ли это, почему жизненные формы различных миров и галактических рас столь похожи друг на друга? — поинтересовался я.
— Как самодостаточное объяснение — нет, — ответил он. — Наши с вами миры изначально получили одинаковые элементарные биохимические наборы в виде бактерий и вирусоподобных организмов, но естественный отбор мог бы определить существенные различия в их последующем развитии. В действительности же они оказались очень близки, как, например, насекомые Земли и их собратья на Тетре, а это позволяет предположить, что жизненный посев производился на каждом из миров неоднократно. Мы считаем, что свежий генетический материал более или менее постоянно поступает от периферии солнечных систем к их центрам, и только благодаря этому происходит естественный отбор. Но одновременно мы полагаем, что посев более сложных генетических структур происходил в недавнем прошлом галактики, то есть за последний миллиард лет всего раза два или три.
— Следовательно, вы считаете, что генетический комплекс гуманоида был запущен в необитаемые миры некими божественными существами, для которых рукав галактической спирали — своеобразный цветник?
Тетраксы не умеют хмурить лоб, но могу поклясться, он решил, что тут я уже хватил через край и такая интерпретация его аргументов ему явно не импонирует.
— Мы не можем рассматривать генетический комплекс гуманоида изолированно, — произнес он. — В настоящее время наша наиболее разработанная теория предполагает, что последний посев происходил во времена, когда на Земле вымерли динозавры. И такая радикальная ломка в истории эволюции произошла на многих планетах. Но нет оснований полагать, что посев осуществлялся какими-то разумными существами.
— Но ведь, по-вашему, генетический комплекс млекопитающих пришел из открытого космоса, а не развился из ДНК, уже существовавших на Земле и Тетре?
— Да, это так, — подтвердил он. Возникла двухминутная пауза, во время которой он внимательно меня изучал, словно пытаясь оценить, насколько я в состоянии понять то, что он говорит. У меня было ощущение, что он наконец-таки сел на своего любимого конька.
— Вы хотя бы знаете, что означает термин "молчащая ДНК"? — спросил он.
— Нет, — ответил я, начиная подозревать, что на этом наш разговор может закончиться. Пангалактический пароль — это язык, предназначенный специально для простоты межрасового общения. Для сложных научных диспутов он вовсе не был предназначен, и вскоре мои ограниченные познания в нем подошли к своему пределу.
— Генетический код вашей расы, как и наш несколькими веками раньше, успешно справился с активизацией и развитием хромосомного набора млекопитающего, включая гуманоида, то есть тех генов, которые отвечают за производство прогеина, а значит, заведуют строительством вашего тела.
Он замолчал. Тогда я произнес:
— О'кей, это мне понятно.
— Эти гены оставляют от пяти до десяти процентов ДНК, содержащейся в ваших клетках. Все остальное — "молчащая ДНК".
— То есть вы хотите сказать, — произнес я, желая продемонстрировать свою сообразительность, — что никто не знает, за что отвечают остальные девяносто процентов.
— Примерно так. Одно время наши ученые полагали, что эти гены управляют другими. Вы же понимаете: создать организм — это не химическую фабрику запустить. Яйцеклетка в процессе превращения в самостоятельный организм должна не только производить необходимые протеины, но и организовывать их в определенную структуру. Многие годы наши биологи пытаются выяснить, каким образом яйцеклетка запрограммирована на превращение в организм именно свойственного ей типа. Каждый раз мы приходили к заключению, что разгадка лежит в молчащей ДНК. Но решить проблему мы не смогли. Ваши биологи еще только ступили на тропу разочарований, которая упирается в этот барьер. Мы нашли великое разнообразие практических применений нашим биотехнологическим разработкам" и создали множество полезных вещей, невзирая на неполное понимание механики процесса, мы вынуждены признать, что фундаментальные основы химических процессов биологического воспроизводства для нас до сих пор абсолютная загадка.