— — Знаю, ваше сиятельство.
— Хорошо, я приступаю к делу без дальнейших предисловий. Я должен получить от вас очень важные сведения. Отвечать на мои вопросы — не значит изменять вашей госпоже, которая приходится мне сестрой и которую я люблю больше всего на свете. Напротив, может быть, вы окажете ей косвенную услугу. Кроме того, то, что вы мне не скажете, я узнаю от других, а вы в таком случае лишитесь моего доверия… Вы меня понимаете, я полагаю?
— Вполне, ваше сиятельство.
— И что вы на это скажете?
— Ваше сиятельство, я предан душой и телом вашей фамилии, и, следовательно, мой долг — отвечать на все вопросы, с которыми вы соизволите ко мне обратиться, в убеждении, что расспрашивая меня, у вас нет другой причины, кроме желания угодить моей госпоже.
— Лучше рассуждать нельзя, Бирбомоно; я всегда говорил, что вы человек умный. Ваш ответ доказывает мне, что я не ошибся… Начнем по порядку; во-первых, скажите мне, что произошло между моей сестрой и ее мужем перед ее приездом сюда и какие причины заставили ее уехать из Санто-Доминго?
— Вы знаете, ваше сиятельство, графа де Безар-Суза, мужа вашей сестры и моего господина. Этот вельможа не очень разговорчив по своему характеру, но добр и искренне привязан к своей жене. Он исполняет каждое ее желание и дает возможность жить, как она захочет, никогда не позволяя себе ни малейшего замечания на этот счет. На Эспаньоле графиня жила в полном уединении, постоянно удаляясь в свои комнаты, куда входили только ее горничная, духовник и доктор. Граф посещал ее каждое утро и каждый вечер, оставался с ней около получаса, разговаривал о посторонних предметах, после чего уходил.
— Да! Такая жизнь сестры кажется мне довольно однообразной… И долго она продолжалась?
— Несколько месяцев, ваше сиятельство, и без сомнения продолжалась бы и дальше, если бы не одно происшествие, о котором никто, кроме меня, не знает и которое побудило ее приехать сюда.
— Ага! Какое же это происшествие?
— Однажды, ваше сиятельство, в гавань Санто-Доминго пришел наш испанский корабль. Когда он проходил мимо островов, на него напали негодяи, от которых он лишь чудом сумел уйти, захватив многих из них.
— А, постойте! — вскричал граф. — Прежде чем продолжить дальше, объясните мне, кто эти негодяи, о которых беспрестанно говорят и которых никто не знает? Вы знаете, о ком идет речь?
— Знаю, ваше сиятельство.
— Наконец-то, — радостно воскликнул граф, — я добьюсь, чего хочу! Ведь вы мне объясните, не правда ли?
— Буду очень рад, ваше сиятельство.
— Говорите, я слушаю.
— О! Говорить тут долго не придется, ваше сиятельство.
— Тем хуже.
— Но думаю, что это будет интересно.
— Тем лучше! Говорите скорее.
— Эти негодяи — французские и английские авантюристы, дерзость которых превосходит все, что можно было бы о ней сказать. Спрятавшись среди скал, когда проходят наши суда, — а они поклялись вести против них войну на уничтожение, — они подплывают на жалких пирогах, до половины наполненных водой, к нашему кораблю, который они приметят, захватывают его и уводят с собой. Ущерб, наносимый этими негодяями нашему флоту, неизмерим; каждый корабль, на который они нападут, за весьма редким исключением, можно считать погибшим.
— Черт побери! Черт побери! Это очень серьезно!.. И неужели ничего не предпринималось для того, чтобы очистить море от этих мерзких пиратов?
— Извините, ваше сиятельство, адмирал дон Фернандо Толедо по приказу короля напал на остров Сент-Кристофер, притон этих пиратов, захватил кого смог и камня на камне не оставил от их главного гнезда.
— Ага! — сказал граф, потирая руки. — Кажется, это было хорошо сделано.
— Нет, ваше сиятельство, и вот по какой причине: изгнанные, но не уничтоженные, пираты рассыпались по другим островам; некоторые возвратились на Сент-Кристофер, но большая часть имела дерзость найти себе приют на самой Эспаньоле.
— Да, но их прогнали, я надеюсь?
— По крайней мере пытались, ваше сиятельство, но все безуспешно; они засели в той части острова, которую заняли, успешно сопротивляясь всем силам, посланным против них. Часто из осажденных они превращаются в осаждающих, даже подбираются к испанской границе, жгут, грабят, опустошают все, что попадается на их пути, тем успешнее, что они внушают панический страх нашим солдатам, — как только те видят или слышат их, то бегут без оглядки. Дошло до того, что граф Безар, наш губернатор, вынужден был отнять у отрядов, называющихся полусотнямии защищающих наши границы, все ружья и вооружить их кольями.
— Как, отнял у них ружья?! Для чего же? Боже мой! Это же невероятно!
— Однако это легко объяснить, ваше сиятельство: солдаты так боятся пиратов, что, опасаясь встречи с ними, нарочно стреляют из ружей, чтобы уведомить их о своем присутствии и убедить их удалиться, и пираты, узнав таким образом, где находятся солдаты, отправляются грабить другие места, в уверенности, что там им никто не помешает 19.
— Просто невероятно!.. А здесь вы боитесь их посещения?
— Здесь они еще не были, однако все-таки надо остерегаться.
— Я одобряю вашу осторожность… Но вернемся теперь к вашему рассказу, который я прервал, чтобы узнать от вас эти драгоценные сведения. Вы говорили, что испанский корабль пришел в бухту Санто-Доминго и привез на своем борту нескольких пиратов, захваченных им в плен.
— Да, ваше сиятельство… Надобно вам сказать, что пиратов, взятых в плен, вешают.
— Очень благоразумная мера.
— Пиратов посадили пока что в тюрьму в ожидании казни, и фрею Арсенио поручили примирить их с небесами.
— Да-а, трудная обязанность. Но кто такой этот фрей Арсенио?
— Фрей Арсенио — духовник графини.
— А, прекрасно! Продолжайте.
— Представьте себе, ваше сиятельство, что эти пираты — люди очень набожные, они никогда не нападают на корабль, не помолившись Богу; следовательно, фрею Арсенио не составило особого труда исполнить свои духовные обязанности. Губернатор решил, что в назидание другим этих пиратов повесят на испанской границе. Их вывели из тюрьмы крепко связанными и провезли на повозках под усиленным конвоем по городу, мимо населения, осыпавшего их гневными проклятиями и угрозами. Но пираты не обращали никакого внимания на это проявление народной ненависти. Их было пятеро. Все они были молодыми и сильными. Вдруг в ту минуту, когда повозки, с трудом прокладывавшие себе дорогу сквозь густую толпу, поравнялись с губернаторским дворцом, все пираты вскочили, спрыгнули на землю и с громкими криками бросились во дворец. Обезоружив караул, они заперли за собой двери. Осталось неизвестным, каким образом им удалось освободиться от оков. Толпа оцепенела при виде такого безумного поступка, но скоро к солдатам вернулось мужество и они решительно бросились ко дворцу. Пираты встретили их ружейными выстрелами. Разгорелась ужасная битва… Наши солдаты оказались в крайне невыгодном положении, так как являлись отличной мишенью для невидимого врага, славившегося своим искусством стрельбы. Два десятка мертвых и столько же раненых солдат осталось лежать на земле; испанцы не решались продолжать эту бойню… Скоро, предупрежденный о том, что происходит, в сопровождении своих офицеров прибыл губернатор; к счастью для него, он отсутствовал, когда захватили его дворец, но графиня была дома, и граф дрожал при мысли, что она могла попасть в руки этих негодяев. Он приказал им сдаться; они ответили залпами, убившими несколько человек рядом с губернатором и слегка ранившими его самого.
— Дерзкие негодяи! — прошептал граф. — Надеюсь, что их повесили…
— Нет, ваше сиятельство; два часа сражались они со всеми городскими силами и в конце концов предложили капитуляцию, которая и была принята.
— Как! — вскричал граф. — Принята?! О! Это уж чересчур!
— Однако это истинная правда, ваше сиятельство; они угрожали, что если им не дадут свободно удалиться, они взорвут весь дворец вместе с собой, предварительно перерезав всех пленников, находившихся в их власти, и первой — графиню. Губернатор рвал на себе волосы от бешенства, а пираты только смеялись.