На протяжении веков власти придерживались убеждения, что в борьбе с преступностью эффективен только репрессивный подход. Подать пример, чтобы отвадить будущих преступников, – такова была цель, поэтому в XVIII веке отправление правосудия остается неизменно жестоким. Осужденные за кражу или попрошайничество получали клеймо на правом плече в виде буквы «v» – от voleur (вор) или «m» – от mendiant (попрошайка). Тем, кого отправляли гребцами на галеры, ставили клеймо «GAL».
В 1779 году молодого человека из Парижа приговорили к пожизненному наказанию на галерах за «попытку кражи часов», а в 1783 году по обвинению в содомии и «развратных действиях» сожгли на костре некоего Жак-Франсуа Паскаля. Единого принципа вынесения приговоров не было. Согласно указу 1763 года, банкирам, осужденным за мошенничество, грозила смертная казнь, но на практике они, как правило, получали более мягкое наказание.
Анри-Луи-Мария Роан, принц Гемене, был не только первым камергером Людовика XVI, но и банкиром. В 1782 году он обанкротился и оставил долги на сумму 32 миллиона фунтов стерлингов, из-за чего его освободили от обязанностей, однако король все же поспешил ему на помощь. Он пожертвовал 690 тысяч фунтов стерлингов и лично спас Роана от тюрьмы.
В 1772 году банкира Франсуа-Пьера Биллара, рыбку куда как помельче, арестовали за мошенничество и растрату. В качестве наказания его на день выставили к позорному столбу с плакатом «банкир-мошенник, ненадежный служащий» и обязали покинуть территорию Франции. В том же месяце водовоз Франсуа Вуари получил такое же наказание, дополненное несколькими ударами плетью, однако на этот раз виновный не присваивал ничьих денег – он украл носовой платок из чьего-то пальто. В 1768 году суровому наказанию подвергся не только книготорговец, который подпольно продавал «Разоблаченное христианство», запрещенный манифест философа-просветителя Гольбаха, но и его работники. «Всех троих арестовали. Их выставили к позорному столбу, выпороли и заклеймили. Подмастерье приговорили к девяти годам каторги, перекупщика – к пяти, а жену – к пожизненному заключению в сумасшедшем доме», – в смятении писал Дидро своей любовнице Софи Волланд.
Философ Монтескье рассуждал о несоразмерности наказания в сатирическом эпистолярном романе «Персидские письма» уже в 1721 году. Его книга, которую поначалу распространяли анонимно в Амстердаме, а затем нелегально выпустили на французский рынок, наряду с «Философскими письмами» Вольтера, представляла собой один из первых образцов язвительной критики против деспотизма и нетерпимости. С точки зрения Монтескье, ориентиром для успешного правления должен быть разум, а не свобода действий: «По моему мнению, правительство тем совершеннее, чем меньшими усилиями оно достигает своей цели. Поэтому наиболее совершенен тот, кто в своем правлении максимально учитывает склонности и предпочтения своих подданных. Если люди ведут себя одинаково послушно как при мягком, так и при жестком правлении, то первое предпочтительнее, поскольку оно более соответствует здравому смыслу и поскольку жесткость – внешняя движущая сила. […] В странах, где к преступникам применяются сдержанные меры, наказания боятся так же, как и там, где наказания носят тиранический и жестокий характер».
Суровые наказания выпадали в основном на долю простых людей. Дворяне, обвиняемые в убийстве, находили юридическую лазейку в психиатрической лечебнице Шарантон, а если уж дворянина действительно казнили, его не вешали, а обезглавливали, чтобы он умер быстро. Гильотина, впервые использованная в 1792 году, в каком-то смысле демократизировала смертную казнь.
Вопреки всей критике несправедливости наказаний, публичные казни, как и в Средние века, привлекали многочисленных зрителей. Казнь Робера Дамьена, пытавшегося в 1757 году убить Людовика XV, собрала публику со всего Парижа, подобно современным вирусным видео. По рассказам современников, по прибытии на место казни – площадь Грев – Дамьен пробормотал: «Это будет тяжелый день». Он не ошибся. В течение полутора часов его подвергали самым страшным пыткам: сначала отрубили руку, затем раскаленными щипцами вскрыли грудную клетку и влили в нее кипящее масло.
Среди зрителей был и Джакомо Казанова с друзьями, которые арендовали помещение в доме с видом на эшафот. Со второго этажа они наблюдали за тем, как Дамьена четвертовали лошадьми. Если верить Казанове, во время пытки Дамьена один из его друзей, выстроившихся у окна, был «так увлечен, что не смел пошевелиться или хотя бы повернуть голову на протяжении всей казни».