Вскоре стало ясно, что графиня де Ламотт вела двойную игру. Она провела наивного кардинала с помощью поддельного письма, в котором королева якобы ручалась за покупку украшения. Во время ночной встречи кардинал разговаривал не с баронессой д’Олива, а с проституткой Мари-Николь Легуэй. Разумеется, королева не присутствовала при этом разговоре. И, конечно, графиня де Ламотт – на самом деле Жанна де Валуа-Сен-Реми, дочь внебрачного сына Генриха II – действовала не в одиночку. Через несколько дней ее арестовали вместе с мужем и сообщниками, включая Калиостро. Графа де Ламотта отправили на галеры, графиню приговорили к пожизненному заключению, а Калиостро оказался в Бастилии и был впоследствии выслан из Франции. Парижский парламент снял с кардинала де Рогана вину. Но больше всего проиграла во всем этом деле королева. Общество так или иначе осталось в уверенности, что дыма без огня не бывает и Мария-Антуанетта каким-то образом замешана в этом скандале. Это был огромный ущерб имиджу французской королевской семьи.
В Париже бурлила жизнь, тогда как Версаль погружался в бесконечную скуку. Вскоре после того, как на трон взошел Людовик XVI, его супруге Марии-Антуанетте окончательно надоел строгий дворцовый этикет: по ее собственным словам, из-за него королева теряла много времени, а от множества правил, которым должен был следовать каждый придворный ритуал, у королевы голова шла кругом. Вот как мадам Кампан описывает утренний туалет королевы: «Церемония одевания представляла собой абсолютный идеал этикета: все было продумано до мелочей. Фрейлины и придворные дамы… у каждой была своя функция. Фрейлина передавала платье придворной даме, а затем вручала мантию королеве. Придворная дама мыла руки и передавала одежду. Когда в доме присутствовала принцесса из королевской семьи, она брала на себя функции придворной дамы. Когда присутствовала другая родственница женского пола, придворная дама сохраняла свои функции, но тогда она сначала передавала рубашку присутствующей родственнице. Все следили за тем, чтобы правила соблюдались как можно строже. В один зимний день королева, еще полностью раздетая, должна была надевать рубашку, которую я для нее развернула. В комнату вошла фрейлина и, прежде чем взять рубашку, быстро надела перчатки. В дверь постучали, и, открыв ее, мы все увидели герцогиню Орлеанскую. На ней были перчатки, и она шагнула вперед, намереваясь принять рубашку, но ей не позволили взять ее непосредственно у фрейлины, поэтому та вернула рубашку мне, а я наконец отдала ее герцогине Орлеанской. Но в этот момент в дверь снова кто-то постучался. Это оказалась графиня Прованская, и тогда герцогиня Орлеанская протянула рубашку графине».
Королева мечтала избавиться от удушающей рутины, от стариков, которых она называет les siècles[321], от сложного распорядка. К тому же она устала от того, что за ней постоянно наблюдают. Она хотела в Париж, хотела ходить на балы и маскарады в оперу, хотела смеяться и танцевать до самого утра. Другими словами, она хотела веселиться и слушать восторженные возгласы: «Chantons, célébrons notre Reine!»[322]
И выбирать себе фаворитов Мария-Антуанетта хотела тоже. Первой cher coeur[323] королевы и первой дамой ее двора стала Мария-Тереза-Луиза Савойская, принцесса де Ламбаль, скромная молодая вдова, потерявшая мужа в возрасте 19 лет всего через год брака. Вскоре после женитьбы Луи-Александр де Бурбон провел бурную ночь с двумя театральными актрисами, но это маленькое приключение закончилось венерическим заболеванием. Неверный муж не только заразил молодую жену, но и сам умер от осложнений.
Для принцессы это стало такой огромной травмой, что даже сами по себе коридоры Версаля вызывали у нее напряжение. Одного взгляда на картину с омаром оказалось достаточно, чтобы Ламбаль упала в обморок и пролежала без сознания несколько часов. Нервная принцесса, очевидно, не справлялась. Затем Мария-Антуанетта заменила ее на энергичную и потрясающе красивую Иоланду де Поластрон, графиню де Полиньяк. Появившись в Версале, графиня поразила всех. Предоставим слово графу де Тийи:
Когда графиню впервые представили двору, она моментально завладела всеобщим вниманием благодаря не только своей очаровательной внешности, но и любезной манере держаться, которая поражала даже сильнее, чем красота. Ее пленительная внешность производила огромное впечатление, настолько естественной она выглядела, и ничто в ее образе не казалось искусственным или наигранным.