Этот «самый благополучный регион», насчитывавший около двух с половиной миллионов жителей – самый густонаселенный в Европе, – ежегодно приносил достаточно доходов, чтобы Вена была счастлива и не трогала его. Но в XVIII веке этот регион пребывал в спячке. С самого конца XVI века в политических, экономических и социальных структурах этих провинций почти ничего не изменилось. Историк Роберт Палмер описывал Южные Нидерланды как «музей позднесредневековых гильдий» и даже как «Беотию Европы» – в честь древнегреческого народа, который афиняне считали архетипичным.
В Южных Нидерландах, как и практически везде, господствовали дворянство и духовенство, державшиеся за вековые привилегии, податные права и местные законы. Иными словами, серьезные перемены, которые пожелал привнести Иосиф II, не приняли первое и второе сословия: все должно оставаться как прежде. Когда в 1763 году Леопольд Моцарт в путешествии по Нижним землям посетил Лёвен, он словно оказался в музее под открытым небом: «[Лёвен – это] место, где женщины носят пальто с дешевыми шляпами, а простолюдины ходят в кломпах[354]». Кроме того, отец Вольфганга Моцарта счел, что Лёвенская ратуша красива только из-за того, что «очень старая».
Один лишь Брюссель с населением около 70 тысяч по милости Карла Лотарингского заслужил одобрение Леопольда, напомнив ему Вену «с прекрасными домами и длинными широкими улицами». Город был огромен, по европейским меркам того времени, но все еще недотягивал до мировых столиц, таких как Париж или Лондон. Во всяком случае по сравнению с периодом до прихода Карла Лотарингского, когда философ Вольтер прожил в Брюсселе несколько лет. В 1739 году Вольтер, по его словам, оказался enfin fond de Barbaria – потерян в варварской глуши. Своим друзьям он писал, что в Брюсселе почти нечем заняться, «кроме небольших вечеринок, которые я устраиваю в честь мадам дю Шатле… Брюссель – огарок свечи рассудка… дьявол, который управляет моей жизнью, послал меня в Брюссель, и знайте, что в Брюсселе живут одни фламандцы». Вольтер считал очевидным, что Южные Нидерланды – дно культурного забвения, где «до сих пор не знают о Ньютоне, даже в Лёвенском университете».
В Южных Нидерландах религия имела огромное влияние, а католическая церковь занимала главенствующее положение; два столетия ультракатолического правления испанских Габсбургов сделали население глубоко религиозным. Один историк XIX века даже называл жителей Южных Нидерландов «испанцами Севера». Контрреформация, великая реконкиста католической церкви в XVI веке, привела к тому, что церковь железной хваткой вцепилась в общество. Это можно прочесть и в цифрах. В 1780 году из двух миллионов жителей на религиозной службе состояли 17 350 человек, то есть каждый 115-й был в той или иной степени связан с католической церковью.
Иосифу II, однако, не было дела до католической церкви, пребывающей под властью папы римского. Император желал рационально централизовать управление в своей империи и, как и в случае с Эдиктом о веротерпимости, сразу после смерти матери начал решительно наступать католикам на пятки. В 1784 году монарх ввел в юридическую практику гражданский брак, отняв у церкви исключительность права на институт брака. Проповеди отныне подвергались государственной цензуре, епископы должны были подчиняться императору, а не папе, количество ярмарок, шествий и карнавалов резко сократилось. Приходские священники на местах поначалу не обращали внимания на реформы, но когда император издал указ о том, что покойников не полагается хоронить в церквях, а кладбища должны находиться за пределами городских стен, до духовенства Южных Нидерландов постепенно начало доходить, что Иосиф II – человек с четкой позицией, если не сказать миссией. 1 января 1787 года император сбросил на Южные Нидерланды новую политическую бомбу, объявив, что собирается реформировать административно-правовой аппарат в этих провинциях. Кстати, нельзя сказать, что император случайно начинал важные реформы именно под новый год: для Иосифа II это был такой же рабочий день, как и все остальные, и в любом случае его наполняли служебные обязанности: «Послы, министры иностранных дел, советники, камергеры, офицеры, секретари и, наконец, все двуногие, не имеющие ливреи, в течение двух часов приходят поцеловать мне руку».