Жак де Флессель, торговый старейшина Парижа, помимо прочего, всегда отвечал за общественные работы и сбор городских налогов, однако теперь наспех собранный comité permanent[366] избрал его временным мэром столицы. Когда ополченцы, ворвавшись в ратушу, потребовали, чтобы Флессель отдал оружие, складированное в подвалах здания, он понял, что, уступив, моментально развяжет гражданскую войну. Он попытался выиграть время в надежде, что гвардейцы Безенваля еще успеют вмешаться, и убедить демонстрантов, что колонна с 12 тысячами винтовок с королевского оружейного завода в Шарлевиле уже направляется в Париж, но не преуспел. Терпения у ополченцев было не в избытке. Поэтому де Флессель неохотно уступил громким требованиям и передал ополченцам 360 мушкетов из подвалов ратуши. Чтобы успокоить разгоряченных ополченцев, Флессель намекнул, что в монастыре Шартрё в двух шагах от ратуши они найдут еще больше оружия и пороха. Ополченцы, держа в руках исполнительный лист мэра, помчались в монастырь, но там не оказалось никакого склада оружия. Ошибся мэр или обманул? Позже счет выставят Флесселю.
Спустя недолгое время ополчению удалось захватить корабль, пришвартованный у одной из набережных Парижа, с 35 тоннами пороха на борту. Как минимум этого пороха было достаточно, чтобы зарядить все оружие, выданное Флесселем.
Теперь, накануне штурма Бастилии, вооруженные ополченцы патрулировали центральную часть Парижа. Поскольку гвардейцев Безенваля не было видно ни на полях, ни на дорогах, ополченцы взяли власть и порядок в свои руки. Жителям было приказано поставить свечи на подоконники, чтобы не только улицы, но и дома были хорошо освещены. Нищих и бродяг, так называемых les gens sans aveu[367], подозреваемых в кражах и грабежах, вешали без лишних разговоров прямо на фонарных столбах. И снова всего несколько дней оставалось до того, как фраза «à la lanterne»[368] станет устрашающим боевым кличем.
Король тем временем принимал в Версале делегацию Национального собрания. С надменным лицом Людовик XVI сообщил собравшимся, что только ему решать, стоит ли задействовать военные части, расположенные в окрестностях Парижа, чтобы успокоить жителей столицы. Король хотел продемонстрировать, что он контролирует ситуацию в столице и только ему принадлежит право принимать решения. Однако в 1792 году, когда Людовик XVI предстанет перед народным трибуналом, его обвинят среди прочего в желании использовать армию против народа. Даже тогда он надменно ответит, что «не было законов, которые могли бы мне помешать».
Фабрика слухов в центре города работала сверхурочно. Кто-то утверждал, что король отправил 15 тысяч солдат в Париж, чтобы подавить восстание. Другие рассказывали, что в центре города происходят стычки с королевскими войсками, а рабочий квартал Сент-Антуан занят солдатами. Повсюду на улицах возводились баррикады, весь транспорт, въезжающий в город или выезжающий из него, направлялся к ратуше. Богатый философ Андре Морелле, живущий в центре Парижа, наблюдал из своего окна на улице Сент-Оноре недалеко от Вандомской площади, как «люди самого низкого происхождения, вооруженные винтовками, алебардами и пиками, колотят во все двери и выносят вино, еду, деньги и оружие. Я видел, как по улицам катят пушки, как улицы перерывают, как возводят баррикады, и слышал непрерывный звон церковных колоколов».
Для успешного продолжения мятежа ополченцам не хватало пушек и пороха, поэтому поиски оружия продолжились и на следующее утро. Comité permanent уступил натиску демонстрантов и приказал директору Hotel des Invalides[369], открытого еще Людовиком XIV для раненых и искалеченных солдат, выдать ополченцам 30 тысяч винтовок. В половине одиннадцатого утра перед Домом инвалидов собралась толпа.
Барон де Безенваль, который последние два дня наблюдал со стороны, понимал, что достаточно будет дать ополченцам оружие, которое они требуют, чтобы развязать революцию. Он приказал солдатам, оставшимся в санатории, вывести из строя как можно больше орудий и ружей. Задача была невыполнимой для двух десятков солдат, находящихся в здании, тем более что далеко не все они готовы были подчиниться приказу Безенваля. Практически ни одно ружье не было обезврежено.
Тем временем толпа перед Домом инвалидов росла. В своих мемуарах Безенваль записал, что, по его подсчетам, от 30 до 40 тысяч демонстрантов были готовы захватить здание. Посол Саксонии, напротив, оценивал численность демонстрантов перед закрытыми дверями Дома инвалидов утром 14 июля всего в восемь тысяч человек, хотя ситуация от этого не выглядела менее взрывоопасной.