Пейн выступал и с критическими статьями об отношении британцев к американским колониям. В январе 1776 года при участии врача и одного из отцов-основателей Бенджамина Раша он излил свой гнев и ярость в пронзительном и местами весьма эмоциональном памфлете, в котором обращался к широкой аудитории. Никакой напыщенной литературы, никаких латинских имен или ссылок на Античность. Пейн писал для простых американцев – фермеров, сапожников, столяров и трактирщиков, которые никогда не слышали о людях с именами Джон Локк, Томас Прайс, Руссо или Монтескье. Свой переезд в Америку Пейн назвал «возрождением», которое привело к созданию «Здравого смысла» и вызвало ударную волну мировой мощности.
Пейн не просто изложил свои мысли, а проехался по British empire[83] в тяжелой повозке, нагруженной взрывчаткой. Свою основную идею он четко сформулировал с самого начала. Будучи радикально настроенным философом, он был убежден, что все люди равны, и, говоря о наследственной монархии, язвительно заявлял, что «никто не может лишь по праву рождения навсегда поставить свою семью выше всех остальных». Георга III, которого он называл His Mad-jesty[84], он поставил в один ряд с «пьяными, глупыми, упрямыми, лишенными ценностей, жестокими» убийцами, разбойниками и грабителями: «Поскольку они ощущают себя избранными по сравнению с остальным человечеством, их разум рано отравляется самообманом. […] Когда же они приходят к власти, они зачастую оказываются наиболее невежественными и неумелыми во всем королевстве». Для Пейна «один честный человек имеет большую ценность для общества и в глазах Божьих, чем все коронованные разбойники, которые когда-либо жили».
Во вступлении к памфлету он говорил, что «продолжительное и жестокое злоупотребление властью» тянется уже слишком долго: «Время меняет убеждения больше, чем разум». Помочь американцам могли лишь равенство и независимость, больше того, по мнению Пейна, только они могли спасти колонистов от рабства. Замечательное утверждение, особенно если учесть тот факт, что именно американцы создали систему, основанную на рабстве сотен тысяч чернокожих. За год до этого британский политик Сэмюэль Джонсон в своей книге «Налогообложение – это не тирания» осуждал лицемерие, с которым колонисты отстаивают свою свободу: «Как может быть, что о свободе громче всех кричат работорговцы?»
Пейн, который, как мы видели, сам выступал за отмену рабства, считал монархию институтом, ответственным за «неравенство и тиранию» в колониях, и пропагандировал создание республики. Адвокат Патрик Генри, один из делегатов от Виргинии на Первом Континентальном конгрессе в 1774 году, ясно высказался в своей речи, что он «не житель Виргинии, а американец», тем самым обрисовав всеобщий интерес к борьбе с британцами. В «Здравом смысле» Пейн развивает слова Генри и переходит к мысли о всеобщем равенстве, тем самым говоря, что время для примирения истекло: «В наших силах создать этот мир заново». Эта универсальная и одновременно радикальная цитата в 1776 году была столь же популярна, как лозунг «Да, мы сможем» Барака Обамы во время его избирательной кампании 2008 года. «Американские интересы, – напоминал Пейн, – это, по сути, всеобщие интересы». Иными словами, независимость, самоуправление и коллективное равенство – это универсальные понятия: «Дело Америки – это в значительной степени дело всего человечества». Сам себя Пейн видел мессией доброго дела, в котором «оружие есть последнее средство, решающее исход битвы».
Смелость и простота, с которыми этот неистовый философ-радикал разнес в прах монархию – устаревший институт тирании, стали решающим словом в борьбе за независимость. По мере того как нарастали американские победы на поле боя, окончательный разрыв с метрополией стал казаться вполне достижимым. Британский генерал Уильям Хау осознал, что он и его шесть тысяч солдат в Бостоне попали в ловушку, словно крысы: город был так тесно окружен тысячами повстанцев, «что можно было видеть буквально все, что делает противник». Основные проблемы британцев заключались в логистике. За пределами города регулярные войска подвергались нападениям повстанцев, поэтому британская армия полностью зависела от поставок из Англии. На протяжении войны сотни кораблей пересекли Атлантический океан для снабжения британских войск, и это, разумеется, тоже было связано с большим риском. Многие из судов из-за опасностей морского пути не достигли пункта назначения.