Письма и мемуары придворных свидетельствуют о том, что будни при французском дворе были не столь уж привлекательными. Маркиза де Латур дю Пен, la Dame du Palais[116] и личная помощница Марии-Антуанетты, описывала свои дни при дворе как непрекращающуюся зевоту: для обитателей дворца считалось bon ton[117] жаловаться на все подряд, «поэтому приходилось постоянно что-то делать, чтобы поддерживать идеальный внешний вид», одновременно изображая l’ennui – подобающую скуку. По словам писательницы мадам де Жанлис, никто не хотел во дворец:
Каждый раз, когда мы приезжали в Версаль, все жаловались и вздыхали, повторяя, что нет ничего более утомительного, чем Версаль и двор, и что все, что одобряет двор, не одобряет широкая публика.
Поэтому тем, кто желал плясать под королевскую дудку, имело смысл устремить взор в бесконечность. Герцог де Лозён, к примеру, жаловался, что ему было «всегда смертельно скучно на охоте с королем [Людовиком XVI]», а принц и дипломат Шарль-Жозеф де Линь через силу слушал то, что он откровенно называл «идиотской болтовней и длинными охотничьими байками» Людовика XVI.
Некоторые придворные пытались бороться с удушающей рутиной. Мадам де Шуазель совмещала еду с учебой и во время королевских обедов тайком читала учебник итальянского языка, который держала под столом на коленях, а Шарль-Жозеф де Линь при любой возможности сбегал из «тоскливого Версаля», чтобы окунуться в парижский libertinage[118] – в жизнь, которая возводила соблазнение на уровень искусства и в которой, как отмечал Монтескье в своих «Lettres Persanes»[119]: «У рослого молодого человека, у которого на голове много волос, в голове мало ума, а в душе достаточно дерзости… нет иного занятия, кроме как доводить до бешенства супругу или до отчаяния отца».
Жан-Жак Руссо язвительно отмечал, что, в отличие от Версаля, столица Франции, которую Вольтер назвал «парижским хаосом», являла собой «убежище для дворян». По всеобщему мнению, это был «шумный, дымный и грязный город, где женщины больше не верят в честь, а мужчины – в добродетель». Для представителей бомонда слово «Париж» было всего в паре букв от слова «парадиз». По словам виконта де Вальмона, вероломного главного героя скандального романа «Опасные связи», все, что происходило за стенами столицы, представляло собой жизнь «воистину утомительную чрезмерным спокойствием и тусклым однообразием». Тем не менее скука, которую итальянец Карло Антонио Пилати называл «злейшим врагом человека», могла настигнуть человека даже в таком городе, как Париж, поскольку тем, у кого нет в Париже друзей, мало радости от театров, вечно шумного Пале-Рояля или прогулок в садах Тюильри. Медики XVIII века объясняли благородную скуку как «страх перед тщетностью бытия», который, по их словам, может привести к «болезни века» – меланхолии. По их мнению, из-за этого страха мужчины становились меланхоликами, а у женщин случались vapeurs[120] и развивалась склонность к истерии. Несмотря на все это, Шарль-Жозеф де Линь не поддавался подобным настроениям и получал истинное удовольствие от проведенных в столице ночей:
Однажды я провел в Париже зиму, в течение которой спал всего по два-три часа за ночь, я по часу принимал ванну, чтобы взбодриться, и пил сладкий кипяток с лимоном, чтобы избавиться от похмелья от шампанского, к которому тогда особенно пристрастились мои друзья. Целыми днями мы охотились, а ночью играли в карты или находили себе другое занятие.
Коридоры дворца постоянно полнились сплетнями, а каждая сплетня могла стать поводом для очередного скандала. Попавшим в немилость приказывали немедленно покинуть дворец. Для многочисленных желающих улучшить свои жилищные условия это становилось сигналом к новому сражению за свои интересы, ведь далеко не каждого король удостаивал чести жить в дворцовых апартаментах. Например, около тысячи конюхов, егерей, знатных пажей и придворных музыкантов обитали над Petite Écurie[121] и Grande Écurie[122], в которых содержалось более двух тысяч лошадей. Другие придворные жили в пристроенном к дворцу здании le Grand Commun[123] или ютились в комнатушке размером с коробку из-под печенья в дворцовой мансарде. Жилье для придворных было бесплатным, но им приходилось мириться с тем, что «деревянный пол мог в любой момент провалиться, в камине не было тяги, потолок протекал, а балки прогнили». Во многих апартаментах не было каминов, поэтому зимой они не отапливались. Тот же, кому повезло жить в комнате с камином, рисковал угореть или хуже того – устроить пожар. В 1707 году такой пожар разгорелся на дворцовой крыше, и четыре тысячи человек таскали воду ведрами, чтобы не позволить огню охватить весь дворец.