Жених и невеста впервые встретились 13 мая 1770 года. Сценарий этого дня был прописан до мельчайших деталей. Французский королевский эскорт прибыл из Версаля в Компьень и на опушке леса ожидал прибытия Марии-Антуанетты со свитой, о котором вскоре сообщили громкие звуки горнов. Следуя регламенту, Мария-Антуанетта преклонила колени перед Людовиком XV, поцеловала ему руку и назвала отцом.
Затем герцог де Берри скромно поцеловал ее в щеку. Людовик-старший признался, что его внук «чрезвычайно застенчив и еще не научился преодолевать свою сдержанность» и что он «не такой мужчина, как другие». Этот поцелуй остался практически единственной лаской, доставшейся Марии-Антуанетте от супруга в течение последующих семи лет. Фактически «брак века» оказался союзом двоих не от мира сего.
В Страсбурге Мария-Антуанетта познакомилась с мадам Аделаидой, а в Компьенских лесах она впервые встретилась с остальными членами королевской семьи. Это были Les filles de France[187], тетки дофина, и два его младших кузена, граф Прованский и граф д’Артуа. Свою официальную любовницу мадам Дюбарри король оставил дома. Она встретилась с Марией-Антуанеттой лишь во время переклички на официальном ужине, который состоялся два дня спустя в усадьбе Ля-Мюэтт на окраине Булонского леса. Согласно легенде, фрейлина мадам де Ноай, которая должна была ознакомить Марию-Антуанетту с французским придворным протоколом, незадолго до обеда сообщила принцессе, какую роль играла сидевшая рядом с королем дама в драгоценностях: «Она развлекает короля». Согласно той же самой легенде, Мария-Антуанетта ответила: «В таком случае я хочу стать ее соперницей!»
Все силы были брошены на приготовление блюд для свадебного торжества, которое продлилось неделю. В Версальском дворце имелся оперный театр, который по такому случаю превратили в огромный обеденный зал. Королевская семья сидела в центре зала за столом в форме подковы. Ее окружали 500 гостей, которые из лож наблюдали за тем, как гостям молодоженов подают ужин в золотом сервизе. Три дня спустя в этом же театре был устроен бал, где полторы тысячи гостей столпились под тремя тысячами зажженных свечей, чтобы хоть мельком увидеть новоиспеченную королевскую чету.
Церемония и торжества обошлись в девять миллионов ливров – рекордная сумма для того времени. Французы ликовали и веселились, но грандиозные народные гулянья в Париже, где более 400 тысяч восторженных горожан собрались посмотреть на фейерверк, обернулись трагедией. В толпу попала горящая ракета, и в панике 132 зрителя были затоптаны насмерть.
Франция была рада этому браку. Французы действительно устали от своего короля Людовика XV. Le Bien Aimé[188] превратился в беззубого льва, который втянул страну в безнадежные войны и низвел Францию до позора и неудач. Поражение в войне с Пруссией и Англией помнили все. Тем временем в кулуарах Версаля тоже было неспокойно. Например, герцог де Шуазель, бывший фаворит мадам Помпадур, оказался на краю пропасти. Герцог вступил в конфликт с кланом мадам Дюбарри, желавшим, чтобы он покинул Версаль. Новая maîtresse titrée[189] не забыла, как герцог не пускал ее в Версаль. Шуазель, блестящий оратор, гордившийся тем, что «работает всего несколько часов в день», был тщеславен и, больше того, убежден в том, что он умнее короля. Однажды Шуазель даже осмелился сказать дофину Людовику Фердинанду, отцу герцога де Берри, который в то время еще был наследником престола: «Я [герцог де Шуазель] имею несчастье быть вашим подданным, но я никогда не стану вашим слугой». Королевскую семью не слишком устраивало высокомерие Шуазеля. Невыносимым поведением герцог загнал себя в угол, и его политическим противникам оставалось только подождать.
Когда Шуазель по собственной инициативе пообещал испанским Бурбонам, которым угрожали англичане, поддержку Франции, он переборщил. Король стремился любой ценой избежать втягивания в новую войну. Личное письмо испанскому королю сразу же показало положение Людовика XV: «Ваше Величество [король Испании], возможно, не осознает, насколько в нашем королевстве распространился дух независимости и фанатизма. До сих пор я руководствовался благоразумием и терпением.
Но теперь я доведен до крайности, и мои парламенты осмеливаются ставить под сомнение нашу суверенную власть, данную нам Богом; я намерен сначала добиться полного подчинения».
После этого герцог де Шуазель был сослан в принадлежащий ему замок Шантелу с запретом возвращаться.