Дух распутства подпитывался неоскудевающим потоком эротических сочинений, в попытке избежать цензуры часто написанных в виде нравоучительных басен. Описания часто были завуалированными, но центральное место в повествовании в любом случае занимало искусство соблазнения. Писатель Клод Проспер Жолио де Кребийон сочинял свои истории на langue gazée, что буквально переводится как «завуалированный язык», и каждая откровенная сцена в его романах была понятна только посвященным. Широкая публика предпочитала сцены с невинными служанками и нетерпеливыми священниками. Величайший эротический бестселлер XVIII века – «История господина Бугре, привратника из Шартрё» (Histoire de Dom Bougre, portier des Chartreux) 1741 года, в которой адвокат Жан-Шарль Жервез де Латуш достигал вершин в сценах следующего содержания: «Ах!.. Осторожнее, дорогая Туанетта, не спеши так! Ах! Шалунья… я умираю от удовольствия, быстрее! Быстрее! Ах! Я умираю!»
На противоположной стороне этого потока удовольствий и наслаждений стоял маркиз Донатьен (je suis un libertin)[250] де Сад, который на каждой странице своих сочинений размахивал плетьми и пускал кровь. Ретиф де ла Бретонн по прозвищу Rousseau du ruisseau[251], что в вольном переводе означает «философ из сточной канавы», буквально провел полжизни за письменным столом, оставив после себя 200 опубликованных сочинений. За вдохновением для своих эротических романов он спускался на самое дно Парижа. В его книгах преобладают такие темы, как проституция, групповой секс с юными девственницами и инцест. Именно де ла Бретонну мы обязаны понятием, которое впоследствии станет известно как ретифизм – поклонение обуви, еще один сорт фетишизма.
Искусство бескомпромиссного обольщения, в котором любовь подчиняется вероломному завоеванию, нашло свое окончательное отражение в roman épistolaire[252] Пьера Амбруаза Франсуа Шодерло де Лакло «Опасные связи» (Les Liaisons dangereuses), увидевшем свет в 1782 году. Де Лакло был военным и занимался сочинительством в мирное время. Его роман возвещает лебединую песнь либертинов, чей образ жизни в tourbillon du monde[253], карусели Парижа, порождает одну за другой невинных жертв, использованных и брошенных, как носовые платки. Главные герои книги Лакло, виконт де Вальмон, прототипом которого стал герцог де Ришелье, и маркиза де Мертей погибают из-за собственных интриг. Но вопрос, хотели ли читатели XVIII века вынести из этого повествования урок или просто читать о пикантных похождениях виконта и маркизы, остается открытым.
Дворянство, как магнит, притягивало к себе всевозможных авантюристов, которые в поисках славы, денег и богатых вдов разъезжали по Европе под видом великолепных кавалеров, поодиночке или – в лучшем случае – с лакеями. Историк Максим Ровере писал, что авантюристами становились те, кто, «находясь на задворках общества, решил порвать со своим положением и использовать свободу себе во благо». Они любили путешествовать в роскоши и постоянно придумывали и примеряли новые имена и титулы. Венгерский авантюрист Стефан Занович, который некоторое время жил в Брюсселе, использовал целый список псевдонимов. Он последовательно представлялся графом Кьюдом, графом Баббиндоном, Никколо Пеовичем, Антонионом Дегличем, графом Черновичем, графом Боненкси, Степаном Малым, князем Албании Кастриотто, князем Черногории, аббатом Варта, отцом Сарта Табладасом, Фанором, Абнером, епископом Солтыком, Вавилоном, Беллини, Томасом Бритманом и отцом Америком. Последний псевдоним он использовал в надежде убедить всех, что Конгресс США собирается короновать его королем Америки.