Другие, как, например, маркиз де Сент-Юрюж, становились преступниками. Лишенный отцом наследства, маркиз настолько погряз в долгах, что в 1749 году не нашел иного выхода, кроме как ограбить трактир вместе со своим одиннадцатилетним сыном и слугой Жаком и в нем же потом отмечать успех всю ночь напролет. После этого ставший грабителем маркиз отправился в Париж, где в компании графа де Безона шатался по разгульным вечеринкам. В конце концов по просьбе жены его арестовали и в 1782 году поместили в психиатрическую лечебницу Шарантона как frénésie ardente[268]. После выхода из лечебницы летом 1789 года Сен-Юрюж присоединился к революционерам и выступал в Пале-Рояле с пламенными речами против дворянства и монархии. В 1792 году он сам провозгласил себя le généralissime des Sans Culottes[269].
Подобная же история произошла с дворянином Пьером Антуаном Антонелем. Не выдержав погони за состоянием своего покойного отца, он «бродил ночами по улицам с бледным лицом, в лохмотьях и с грязной тряпкой на голове». На некоторое время Антонеля поместили в психиатрическую лечебницу, но затем выпустили. Во время Французской революции он сыграл видную политическую роль в своем родном Арле.
Барон де Сони, опытный игрок и мошенник, тоже стал профессиональным преступником, чтобы избавиться от долгов, но встал во главе банды, грабившей фермы и угонявшей коров. Он несколько раз попадал в тюрьму. В 1773 году именно он сбежал вместе с маркизом де Садом из тюрьмы в замке Миолан. После неудачного покушения на самоубийство его поместили в психиатрическую лечебницу в Шарантоне, но в 1784 году его выпустили, и он вернулся к жене, но не один, а с любовницей и тремя детьми от нее.
Были и такие, кто, погрязнув в долгах, начинал напоминать персонажа из романов де Сада. У маркиза Виктора Мари Изоре де Племартена было жуткое развлечение: он приглашал в свой замок фермеров из окрестных деревень, подвешивал их за ноги на самых высоких башнях замка и угрожал перерезать веревки. Когда в дверь замка стучались кредиторы, их немедленно хватали и подвергали пыткам. Однажды к маркизу в поисках внезапно пропавших кредиторов явились четыре военных жандарма. Что же, Племартен и их велел схватить, подвесить в огромном камине и сжечь заживо. При попытке ареста он застрелил командира конвоя и бежал. В конце концов маркиз Племартен не избежал тюрьмы, но умер незадолго до казни.
Маркиз де Жаллан, приговоренный к тюремному заключению за то, что устроил в своем замке бордель. Шевалье д’Антркасто, ударившийся в бега после того, как задушил собственную жену. Граф Полен де Барраль и сьер де Видонвиль, похищавшие девушек на улицах для надругательства, или герцог де Фронсак, внук герцога де Ришелье, который в 1768 году в Париже похитил девушку посреди дня, чтобы затем изнасиловать у себя дома… Всех преступников и безумцев, родившихся аристократами, перечислять долго.
Звание самого омерзительного психопата XVIII века, несомненно, принадлежит графу де Шароле. С ранней юности этот живодер получал удовольствие от стрельбы по челяди в своем замке, заставлял кучера наезжать каретой на священников и гордился тем, что называл словом monoputanisme – желанием иметь единовременно только одну любовницу. В мае 1723 года Шароле, возвращаясь в свой замок с охоты, увидел случайного прохожего у ворот и поспорил с приятелями, что попадет в него насмерть с одного выстрела. Пари Шароле выиграл, но его арестовали за убийство. Тем не менее Людовик XV помиловал графа, поскольку он был prince de Sangue[270], то есть в его жилах текла королевская кровь, и родственником Бурбонов. По преданию, бывший регент герцог Орлеанский лично сообщил графу эту новость: «Сударь, милость, о которой вы просите, соответствует вашему статусу; король дарует ее вам, но он с большей радостью дарует ее тому, кто сделает с вами то же, что сделали вы».
При версальском дворе аристократы говорили à la mode[271], в соответствии с установленными условностями, которые отличали их от буржуазии и простолюдинов. Например, в Версале никогда не звучала конечная буква «т». Даже фамилии было принято произносить иначе: вместо «Кастрис» – «Кастр», вместо «Кастеллан» – «Кассьлан». Дворяне также произносили начальные «ш» или «ж» как «з», поэтому мало кто при дворе был способен действительно уследить за нитью чужого разговора или понять его. Желая выделиться, дворяне часто использовали язык жестов. Так, австрийский генерал-губернатор Карл Лотарингский в период управления Южными Нидерландами от имени Марии Терезии ежегодно арендовал две ложи в брюссельском театре «Ла Монне» и общался со зрителями в партере с помощью языка жестов. Согласно записной книжке генерал-губернатора, носившей название «Как изъясняться в театре и иных местах» (Pour se parler… à la Comédie ou ailleurs), расправить галстук означало «Когда мы сможем увидеться?», засунуть щепотку табака в нос – приглашение в ложу, прикрыть рот рукой и зевнуть – «завтра», а почесать за ухом – «послезавтра».