Для завершения огромной куафюры парикмахерам и горничным приходилось забираться на приставные лестницы, и, если верить Леонару Отье, первое появление Марии-Антуанетты в высоком парике мгновенно стало сенсацией: «Оно произвело фурор в опере… зрители первого яруса затаптывали соседей, чтобы увидеть этот дерзкий шедевр; несмотря на то что в процессе было вывихнуто три руки и три ноги и сломано два ребра… ничто не смогло помешать моему триумфу».
Введенная Марией-Антуанеттой мода на прически перекочевала в Англию и также стала сенсацией, когда Джорджиана Спенсер, герцогиня Девонширская, которую Мария-Антуанетта называла the rat[282], после визита в Версаль ввела в лондонскую моду hree tower pouf[283]. Следует отметить, что данное ей прозвище связано не с грызуном и даже не с личной неприязнью французской королевы, а с тем, как в Англии называли дам и кавалеров, использующих накладные волосы для придания парику дополнительного объема. Таким образом, английский трехъярусный парик был выше французского исходного варианта и тоже был украшен длинными перьями, чучелами птиц или пасторальным пейзажем с деревьями и овцами.
Владельцам париков тоже приходилось изрядно потрудиться, прежде всего – пока его сооружали. Например, Мария-Антуанетта накануне каждого важного бала, маскарада или выезда проводила трое суток в новом парике. Все это время она сидела и практически не двигалась и даже спать в сидячем положении.
Мода XVIII века дала толчок к безудержному нарциссизму среди аристократии и зажиточной буржуазии. В Европе возникла настоящая мания на заказ портретов: господствующий класс жаждал обратить на себя внимание и увековечить себя в живописи. Лондонские денди устраивали парады, в которых участвовали так называемые fops[284] и macaroni[285] – молодые джентльмены, которые, вернувшись из большого турне по Италии, продолжали одеваться так, словно их путешествие по солнечной южной Европе не закончилось. Они важно ходили по улицам в облегающих панталонах, туфлях на высоком каблуке и сине-рыжих париках. Например, Чарльз Джеймс Фокс, британский политик, который в 1782 году занял пост министра иностранных дел, запомнился главным образом своим экстравагантным видом, в котором он отправлялся проигрывать отцовское наследство в дорогие лондонские клубы, и разноцветными туфлями на высоком каблуке.
Версаль был центром эксцентричной и эпатажной моды, в которой преобладало желание выглядеть вечно молодым. Мадам Помпадур была без ума от нового игристого белого вина из Шампани, которое «дает дамам возможность пить, не теряя красоты». Рика, одна из главных героинь «Персидских писем» Монтескье, цинично подмечает, что в Париже «ловкие женщины превращают девственность в цветок, который гибнет и возрождается каждый день и в сотый раз срывается еще болезненнее, чем в первый. Есть и такие, которые, исправляя с помощью своего искусства все изъяны, нанесенные временем, могут восстановить увядающую красоту и даже вернуть женщину от крайней старости к временам самой нежной юности»[286].
Но тем, кто хотел быть замеченным при дворе, броского наряда и высокого парика было недостаточно. И мужчины, и женщины должны были наносить макияж. Каждое утро во время двухчасового туалета лицо покрывали толстым слоем свинцовых белил, которые, символизируя чистоту души, заодно отравляли того, кто их использовал, медленно разрушая его легкие и печень. Вред свинцовых белил был выявлен лишь около 1760 года, после чего все перешли на более безопасные натуральные пигменты вроде каолина.
Толстый слой краски носили в течение дня как маску, стирающую с лица возраст, усталость, морщины и любые эмоции. Белый цвет придавал лицу сияние, румянец, для которого использовали rouge de coeur[287], делал глаза ярче, ярко-красный цвет губ добавлял им чувственности, а тонко прорисованные голубые вены на висках подчеркивали «благородную голубую кровь», текущую в жилах. Стремление к красоте, по всеобщему признанию, было изнурительным: макияж нужно было подправлять каждые три часа, чтобы он не потрескался. Так называемые mouches[288], крошечные кусочки черной ткани неправильной формы, наклеенные на лицо, использовались для тайных посланий. Те, кто желал продемонстрировать сексуальное вожделение, приклеивал их под глазами, а те, кто хотел просто слегка пофлиртовать, – возле рта. Возможностей было предостаточно, и некоторые придворные бродили по версальским коридорам, наклеив на лицо до 15 мушек и представляя собой живой кроссворд.