Бренди помогло отцу восстановить душевное равновесие и в какой-то мере избавило от страха. В конце-то концов чем бы там ни была эта штука, она не казалась опасной. Она была только совершенно непохожа на все наши представления о механизмах. Машина, способная бегать со скоростью семьдесят миль в час, уже поразительна, но и это не все. Насколько мне известно, никто на Земле пока не умел создавать такие гибкие металлические щупальца, которыми она пользовалась вполне осмысленно. И тут случилось самое невероятное — она заговорила. С одной из мембран, размещенных около передних линз, донеслось странное металлическое дребезжание...
Джоан умолкла и посмотрела на слушателей. Никто не сказал ни слова.
— Эта штука пришла к нам в дом и не собиралась его покидать,— продолжила девушка.— Через некоторое время мы уже не пугались, когда она приближалась к нам. Решили, что она не опасна. Отцу стало стыдно за прежние страхи, он недовольно ворчал, коря себя за испуг. «Чем я лучше дикаря? — спрашивал он.— Первая моя реакция на непонятное — суеверный страх. Точь-в-точь как у дикаря, который впервые видит автомобиль...»
Так он рассуждал, пока не восстановил самоуважение. Машина уже пугала его не больше, чем заводная мышка.
Зато его интерес возрос почти до одержимости. Отец боялся, чтоо машине прознают другие люди и заберут прежде, чем он разберется, как она устроена. Лишь единственный раз отец по неосторожности поделился с коллегой. Что из этого вышло, вам рассказал мистер Фрауд.
Отец проводил с машиной все свободное время, пытаясь хоть что-то выяснить. Один раз он даже снял верхнюю часть корпуса, осмотрел находящийся внутри механизм, но ничего не понял. Он не нашел даже двигателя. Ничего, хотя бы отдаленно на него похожего. Когда он принялся осторожно копаться внутри, машина развернула одно из щупалец, мягко оттолкнула отца в сторону и сама установила на место крышку.
Что касается меня, то я и не пыталась понять. Я просто принимала машину как загадку. Свой страх я потеряла позднее отца, но через несколько дней обнаружила, что теперь думаю о ней как о своего рода большой собаке. Да, очень умной большой собаке!
— А чем же ее считал ваш отец? — не удержавшись, впервые перебив ее Фрауд.
— Он очень скоро начал думать, что машина является механизмом, которым управляют дистанционно. Машина обладала несколькими видами чувств. Она видела, слышала и, определенно, обладала чувством осязания. Звуки, исходившие из ее мембраны, являлись чем-то вроде речи, хотя мы ничего не понимали. Отец вбил себе в голову, что машина прислана для связи между нами и ее создателями. Что она, по существу, приемо-передающая станция. Он выдвинул идею, что условия на Земле непригодны для создавшей ее расы, хотя та и нашла способ пересекать космическое пространство. Поэтому создатели машины отыскали вот такой способ обойти трудности.
Исходя из своей теории, отец принялся работать над созданием двусторонней связи. Когда мы обнаружили, что овладеть устным языком — дело безнадежное, то начали работать со схемами и знаками. Мы убедили сами себя, что происходит она с Марса, но не понимали, что за космический корабль привез ее. Постепенно мы научились с большими трудностями понимать ее письменный язык. Но надеялись, что вот-вот общение станет беглым. Тут-то машина и самоуничтожилась...
Джоан закончила рассказ, и некоторое время мужчины, испытывая дискомфорт, молчали. Каждый ждал, когда заговорят другие. Девушка смотрела им в лица, сохраняя непроницаемое выражение. Первым не выдержал Дейл. Он заговорил холодным и презрительным голосом.
— И значит, у вас нет других доказательств, кроме этих? — Он указал на фотографии.
— Никаких,— спокойно ответила Джоан.
— Ну, в свое время я наслушался немало сказок, но эта...— Он оставил фразу незаконченной. И когда продолжил, заговорил уже другим тоном: — Бросьте, вы теперь здесь, и обратно вас отправить нельзя, так почему бы не сказать правду? Кто ввел вас в эту игру? Кинокомпания, агентство новостей, кто это подстроил?
— Никто меня не «вводил в игру». Я хотела отправиться на Марс и отправилась. Об этом никто не знал, кроме того, кто мне помог. Я даже отцу не сказала — оставила для него письмо.
— Послушайте, я не собираюсь тянуть из вас клещами каждое слово, просто хочу знать, кто за этим стоит.
— А я вам отвечаю, что никто! — какой-то миг она прожигала его взглядом. А затем, сознательно сдерживая гнев, продолжила: — Я скажу вам, почему я здесь. Потому, что намерена очистить доброе имя отца. Нас заклеймили, как лжецов. Его выбросили с работы. Нам пришлось сменить фамилию и уехать туда, где нас никто не знал. Последние четыре года мы прожили в ссылке в одной злосчастной деревне посреди гор Уэльса. Если случалось встретить тех, кого мы знали в прежние дни, то почти никто из них не желал с нами разговаривать. Они либо считают нас мошенниками, либо ухмыляются и вертят пальцами у виска. Когда появился шанс доказать, что мы были правы, я решила его не упустить. Я намерена убедиться в нашей правоте, и сообщу об этом всему миру, когда мы вернемся.