— Мальчишка, — хриплым, усталым голосом небрежно уронил удивительный незнакомец. — Есть вино?
— Не знаю… — растерялся я. — Спрошу у мамы.
Я побежал к матери, а когда мы с ней вернулись, то нашли его уже в гостиной, сидящим на диване, со скрещенными на животе руками, ходившими ходуном вместе с животом, и расставленными далеко друг от друга огромными ножищами в пыльных растрескавшихся сапогах.
— Что вам угодно? — спросила мать, и по ее тону было видно, что она перепугана насмерть.
— Стакан вина.
— У нас вино внизу… Где общая столовая. Впрочем (незнакомец в это время сердито заурчал)… пойди вниз, принеси им стакан вина.
Я принес бутылку белого вина и стакан.
Стараясь не подходить к посетителю близко, я издали протянул руки на сколько мог, именно таким образом, как в зверинце кормят страшных слонов.
Гигант взял бутылку и стакан. Стакан внимательно осмотрел, сунул в карман рыжего сюртука, а из бутылки вынул зубами пробку, выплюнул ее и сейчас же перелил содержимое бутылки в свою страшную пасть.
Я в это время смотрел на его живот: заметно было, что он оттопырился еще больше.
Посетитель презрительно осмотрел пустую бутылку, сунул ее в карман (потом оказалось, что он это делал со всяким предметом, приковывавшим его внимание) и отрывисто спросил:
— Жить можно?
— Вы хотите сказать, есть ли комнаты? — робко спросила мать. — Да, есть.
— Где?
— Пожалуйте, я покажу.
Мы пошли странной процессией: впереди катился крохотный, как горошина, я, за мной маленькая мать, а сзади колоссальная, стукавшаяся обо все притолоки своим цилиндром туша незнакомца.
— Вот комната, — сказала мать, поворачивая ключ в дверях.
Незнакомец прорычал что — то, выдернул ключ, быстро вскочил в комнату, и мы немедленно услышали звук повернутого изнутри ключа.
— Вот тебе раз, — только и нашлась сказать моя бедная мать.
Когда пришел швейцар и проснулись некоторые квартиранты, мы рассказали им о нашем новом страшном жильце. Все были потрясены теми подробностями, на которые я не поскупился, и теми слезами, на которые не поскупилась мать.
Потом пошли на цыпочках слушать, что делается в комнате чудовища.
Оттуда доносилось заглушенное ворчание, проклятия и стук падавших стульев, будто бы жилец был чем — то недоволен.
Неожиданно ключ в замке повернулся, дверь приоткрылась, и мы все в ужасе отпрянули. В самом верху образовавшейся щели на головокружительной, как мне казалось, высоте появилась голова, сверкавшая злыми глазенками, и хриплый голос проревел:
— Эй!! Горячей воды и полотенец! Чего вы, анафемские выродки, собрались смотреть на меня? Людей не видели, что ли?
Голова скрылась, и дверь захлопнулась.
Слуга понес ему воду и полотенца и потом, когда мы собрались в столовой, рассказал страшные вещи: жилец сидел в углу в полной темноте и проклинал всех на чем свет стоит, жалуясь на свою уродливость, толщину и тяжелую жизнь.
При появлении слуги он схватил его за руку, оттащил от порога, а дверь снова запер на ключ. Вел он со слугой длинный разговор главным образом о еде, расспрашивал, много ли дают кушаний и можно ли здесь получить «настоящие порции»? Во время разговора беспрестанно мочил горячей водой полотенце и выжимал его на лицо и шею, перемежая это занятие отборной руганью. Потом свернул полотенце в жгут и стал бить им по столу, в такт длиннейшему разговору о жареной баранине и картофеле с хлебом.
— Я очень боялся, — озираясь, говорил нам слуга, — чтобы он не хватил меня по голове мокрым полотенцем. Тут бы из меня и дух вон!..
Обед принес матери новые огорчения.
Неизвестный потребовал себе в комнату двойную порцию, а когда ему налили громадную чашку щей и дали восемь котлет, он потребовал еще столько же, жалуясь, что это «не настоящая порция».
Дали ему еще.
А через час он прокрался в столовую, где как раз никого в то время не было, и утащил к себе телячью ногу и два белых хлеба.
Обглоданную ногу я нашел в тот же вечер лежащей в коридоре, около дверей этого человека.
С большим трудом удалось взять у него для прописки паспорт: он не хотел пускать слугу в комнату, отчаянно ругался и рычал, как медведь.
По паспорту он оказался дворянином Иваном Гржимба и после паспорта показался нам еще таинственнее и ужаснее.