-- Палыч, а где туалет?
-- Что, прижало? Сейчас покажу. Накидывай на голову...
Лёня скептически хмыкнул, но простынь всё же натянул на самую макушку. Он вообще согласился на предложение Глеба исключительно из-за туалета.
И вот два, такого странного вида мужчины, словно призраки, медленно выплыли в коридор лечебного учреждения. Справа, в дальнем конце, тускло пробивался свет из-под двери ординаторской. И самовольщики, не колеблясь, выбрали путь в противоположном направлении. Всё было спокойно, только где-то далеко в недрах этого печального дома раздавались душераздирающие крики. Далёкие и безумные, как из забытых фильмов ужасов.
-- Нам в платном отделении привольно. Никто особо не наблюдает. Колют, лечат, кормят. А на том этаже, -- сказал Глеб Палыч, многозначительно ткнув пальцем вверх, -- лежат по принуждению. Силой привозят. Бывает, что запеленают в смирительную рубашку, бросят на полу, и привет. А могут и побить, чтоб не орал... Вон туалет, последняя дверь.
Лёня, беззвучно нырнул в комнату, пробыл там несколько минут и, когда вышел, замер в недоумении. Палыча нигде рядом не было. Он стоял в начале тёмного коридора, с пробивающимися полосками света из приоткрытых дверей палат. В голове представился фантастический тоннель, ведущий в неизвестность, и где-то из глубины этих стен доносились ужасные крики мучеников ада. Новая тема для картины, почему бы нет?
Идти в палату совсем не хотелось, и Лёня решил дожидаться товарища, по несчастью. Он взгромоздился на подоконник единственного коридорного окна, которое было наглухо заварено толстой решёткой. В ближайшей палате, сквозь приоткрытую дверь, были слышны голоса. Лёня сначала не обращал внимания, но беседовавшие говорили уж очень эмоционально, и это заставило его прислушаться. Кажется, там разворачивалась банальная семейная сцена. Женский голос, печальный и тихий, переплетался с болезненно хриплым мужским. Он называл её по имени, то ли Геля, то ли Эля, и при этом всегда понижал тон, словно боясь разгневать супругу. И тогда некоторые реплики было невозможно разобрать.
-- Зачем ты пришла, Геля? Хочу, чтобы все от меня отстали.
-- Успокойся, пожалуйста. Осталось уже немного...
-- Забери меня уже отсюда, так надоело, -- в его голосе звучало отчаяние.
-- Да, конечно. Скоро всё закончится. -- женщина как могла успокаивала больного, -- Я принесла тебе кое-что. Ты же всегда хотел выкурить настоящую гаванскую сигару!
-- Глазам не верю! За всю жизнь не курил такую. Спасибо...
Послышался щелчок зажигалки, мужчина, видимо, затянулся, и наступила небольшая пауза. "Ничего себе, она его балует", -- Лёня решил подойти поближе к открытой двери и хотя бы краем глаза взглянуть на эту парочку. Их не было видно из-за больничной ширмы, стоящей рядом с кроватью. Голоса доносились именно оттуда.
-- Дай мне руку. Я присяду, -- сказал мужчина. -- Какая же она у тебя холодная.
-- Потому что на улице холодно, -- задумчиво ответила женщина.
Пауза. Мужчина прокашлялся.
-- Я часто вижу демонов, они преследуют меня, постоянно. Так можно с ума сойти.
-- Они не сделают тебе ничего дурного, только ты сам...
-- Я устал. Больше не могу так жить! Гори оно всё синем пламенем, -- воспалённый мужской голос то переходил на шёпот, то становился громче. -- Всю жизнь боролся сам с собой. А теперь и ты ещё в душу лезешь...
-- Я не лезу, -- отозвался голос молодой женщины, -- ты просто слабый человек, и всё время пытался переложить ответственность за свои слабости на других. Все виноваты в том, что довёл себя до такой жизни. Все, но только не ты. Типичное рассуждение алкоголика. Уж поверь, вашего брата я насмотрелась вдоволь.
-- Уж ты-то точно насмотрелась... Я никому никогда не принёс вреда. Если и мучил, то только себя. И это правда.
-- Правда? У каждого она своя. Глаза не всегда видят то, что видят. А разум более слепой, чем глаза. Редко можно найти человека, который будет утверждать, что он не прав, и то лишь будучи зажатым в угол. Одно и то же событие два человека могут рассудить по-разному. Будут ссориться, драться и даже убивать, ради своей единственной правды, которая поселилась в их мозгу. Все войны происходят из-за этих приступов правды. Это болезнь. На самом деле нет правды.
-- А что есть?
-- Есть только истина. Одна единственная. И она часто открывается лишь в последний момент, перед лицом смерти.
-- И что же теперь, чтоб добраться до истины, нужно дождаться смерти? А когда жить? Каждый имеет право на жизнь.
-- Да, но не каждый может правильно распорядиться этим правом.
"Какая интересная дамочка", -- подумал Лёня и сделал шаг, чтобы взглянуть краем глаза на собеседников и тут же остановился. Мужчина почти вскрикнул:
-- Ты слышишь? Здесь волчья стая! Я чувствую их дыхание. Они там, в темноте...
Лёня невольно огляделся. Он был один в тёмном коридоре, и слова мужчины почему-то напугали его. Приоткрытая соседняя дверь подсобного помещения зловеще глядела на него. На мгновение показалось, что кто-то там стоит и наблюдает. Страшный и злой. Это был не человек. Он смотрел оттуда, и пенящаяся слюна капала из его оскаленной пасти на холодный кафель пола. Зверь ждал подходящего момента для прыжка и издал нетерпеливый глухой рык. Волосы дыбом встали на затылке у Леонида. Первобытный страх почти парализовал его. Он, едва не теряя рассудок, попятился вдоль стены, как вдруг чья-то рука уверенно отдёрнула его и поволокла в сторону.
Это был Палыч. Всё такой же замотанный простыней, бледный призрак больницы.
-- Тс-с-с! -- фантом приложил указательный палец к губам. -- Тебя всего трясёт, что случилось?
-- Осторожно, там кто-то есть, -- Леонид горячо зашептал, указывая на тёмный проём подсобки.
-- Стой здесь, -- Палыч смело пошёл туда и через некоторое время вынырнул, пожимая плечами. -- Никого. Боишься темноты? Это нормально.
Он молча потянул Лёню на площадку запасного выхода. Там они вышли на освещённый тусклым светом лестничный марш, спустились двумя пролётами ниже и очутились на первом этаже, возле квадратного ящика с красной трафаретной надписью: "ПК-1". Глеб Палыч по-деловому открыл его. Под пожарным краном стоял пакет и белая эмалированная кастрюля, пахнущая чем-то вкусным. Палыч не без гордости взглянул на приятеля.
-- На кухню сделал вылазку. Одному не унести. Хватай посуду.
Палыч взял пакет и направился вверх по лестнице. Кастрюля была тёплая, Лёня схватил её и на цыпочках бросился вслед.
Проходя мимо палаты, где только что слышалась беседа супругов, Лёня сбавил шаги. Ему очень хотелось взглянуть на ту дамочку, которая так мудрёно общалась с мужем алкоголиком.
"Есть же ещё женщины, которые ухаживают и ценят своих мужиков, какими бы они ни были" -- мечтательно подумал он. Может оттого, что за ним самим никто в жизни так не ухаживал, кроме мамы. Даже бывшая жена в первые дни знакомства, не говоря про последующие, не утруждала себя знаками внимания к супругу. А тут нате вам, сигару!
В палате было тихо, и только слабый аромат экзотического табака доносился из-за двери.
"Уже ушла" -- сделал вывод Лёня.
Приятели без приключений добрались до места дислокации. Именно так Палыч и называл свою палату. Тут они позволили себе расслабиться. В кастрюльке оказались котлеты с картофельным пюре и подливой. Из пакета был изъят нарезанный хлеб, кусок пирога, литровая банка с чаем и две ложки.
Мужчины с аппетитом принялись за позднюю трапезу. Котлета на ложке Лёни всё так же прыгала от дрожания рук, пытаясь ускользнуть, но голод заставлял неимоверным трудом удерживать её и прикончить, кусок за куском. Возвращались силы и заметно улучшилось настроение. Глеб Палыч, расположившись на своей кровати, как индусский бог, медленно жевал, словно медитируя. Вся обстановка напомнила Лёне что-то далёкое и давно забытое.
-- Чувствую себя как в пионерском лагере. Даже еда по вкусу такая же...
-- Ага. В тихий час обычно делали набеги. За пазуху наберёшь печенья, и в руки алюминиевую кастрюлю с горячим киселём, и бежишь, босой вместе с пацанами, в отряд, делить добычу, -- Палыч зажмурился в своих воспоминаниях.