Выбрать главу

Поэтому вместо этого я рассказываю им о том, как в ночь последнего спектакля, умерев рядом со мной в который раз, он дождался, пока упадет занавес и погаснут лампы, взял меня за руку во мраке и отвел в пролесок за школой. И там, среди голых ветвей трепещущих осин, Роб Валенсия набросился на меня как зверь. Я описываю им, как похрустывали тонкие веточки под моей спиной, как шуршал ковер из разноцветных листьев. Как я тонула в сером небе, что раскидывалось у меня над головой, пока он творил чудеса своим языком. Как зарывалась пальцами в сырую землю и комкала ее, извиваясь в оргазме. Какой глубины связь мы обрели на телесном, духовном и интеллектуальном уровне в том лесу, после того как умирали бок о бок несколько месяцев. Хотя после ни разу более не заговаривали друг с другом. Совместная смерть с Робом была очень похожа на секс. А секс оказался похож на смерть. Настоящую. И потом мы…

– Что? – нетерпеливо выдыхает Кексик.

– Словами это не описать, – говорю я.

Молчание.

– Горячо, – говорит Виньетка, наконец, салютуя мне бокалом.

– Очень горячо! – добавляет Кексик.

– Очень! – поддерживает Жуткая Кукла.

Я улыбаюсь. Да. Горячо вышло, не так ли? Я чувствую прилив постыдной гордости. Им понравилась моя история. А мне нравится то, что она им понравилась. Я краснею и отпиваю еще немного «себя». Теперь уже совсем не горчит. Теперь коктейль кажется мне идеальным.

– И в то же время это все немного… печально, Саманта, – молвит Герцогиня, глядя на меня, чуть склонив голову набок. Ее лицо, до этого раздражающе спокойное и нейтральное, вдруг наполняется жизнью, тепло и участие растекаются по нему, как аллергическая сыпь. – Ведь он разбил тебе сердце, не так ли?

Я киваю. Моя губа оживает в ответ и опять начинает дрожать.

– Все в порядке, Саманта.

Мои глаза наливаются слезами. По-настоящему. Герцогиня накрывает мою ладонь и мягко сжимает:

– Давай нальем тебе еще выпить.

6

Я просыпаюсь, лежа лицом в матрас, все еще в одежде с прошлого вечера. На мне – красный плащ. Я вся пропахла ароматом корицы и жженого сахара вперемешку с лимоном, пропиталась нежностью и сладостью до самых костей, и этот запах висит вокруг меня в застоявшемся воздухе моей комнаты.

Не помню, как я вернулась сюда. Помню свет фар. Подергивающийся розовый нос. Длинные коричнево-серые уши. Черный влажный блеск животных глаз. Как девушка с лицом кролика подливает небесного цвета коктейль в бокал размером с мою голову. Это для тебя, Саманта, говорила девушка-кролик. Спасибо, говорила я. Спасибо вам всем. Я пила и пила, без остановки. А потом сказала им… Что же я им сказала? Все, что я помню, – как они кивают. И улыбаются. Да. Расскажи нам, Саманта!

Сколько же я нагородила в итоге? Наверное, немало.

Мама всегда спрашивала: Почему ты постоянно все выдумываешь? Даже о незначительной ерунде?

Не знаю, обычно отвечала я. Наверное, потому, что выдумывать – это просто. И немного подправленная история всегда выглядит лучше.

Я разглядываю трещину на потолке. Влажные пятна, похожие на ощерившиеся пасти зверей, как будто расползлись еще больше с тех пор, как я была здесь в последний раз. В плафон набилось еще больше моли, и дохлых насекомых там теперь столько, что свет не просачивается. Башни из книг у стены потихоньку разваливаются, какая-то быстрее, какая-то еще держится. Тонкие стены цвета мочи отделяют меня от жирдяя-извращуги с одной стороны и девчонки с землистым лицом с другой. Они как будто сдвинулись, и комната стала еще меньше. Черные виниловые шторы уже были здесь, когда я въехала. Похоже, предыдущий владелец несколько раз рвал их. Они раздвинуты, открывая вид на потрескавшуюся кирпичную стену.

Я не была у себя дома с тех пор, как встретила Аву. Не стоит тебе жить здесь, сказала она, стоя в моей единственной комнатке, слишком высокая для местных потолков. Эта комната ее угнетала. Она была для нее маленькой и тесной. Я не хочу даже думать, что ты здесь живешь.

Но ведь здесь все не так плохо, сказала ей я. Эта квартира намного лучше, чем мое первое жилье – комнатушкас голубыми стенами в подвале, обоссанном кошками, которую сдавал мне неуравновешенный голландец, говоривший, что преподает в Уоррене, а на самом деле он был малость озабоченным философом, отчаянно ищущим податливую ученицу и последовательницу. Лучше, чем моя машина, в которой я вынуждена была жить после того, как голландец не вернул мне залог, когда выяснилось, что я совершенно «необучаема», и мне пришлось ждать октября, пока не дали стипендию. Лучше, чем угол в общежитии, где меня приютили ненадолго после того, как один из преподавателей увидел, что я сплю в машине. Когда я поймала его взгляд сквозь перепачканное мертвыми букашками лобовое стекло, трижды пожалела, что решила припарковаться именно на той улице, с бархатными зелеными лужайками. Такое чувство, что там даже собаки гадили деньгами.