– Да ни фига подобного, Хмурая, господи! Просто у какой-то тачки выхлоп бахнул, вот и все, – сказала она, когда я об этом упомянула.
– Фига!
– Тебе бы почаще на воздух выбираться.
– Я и выбираюсь. Мы же прямо сейчас вот, разве нет?
Мы заканчиваем вечер у нее дома, попивая сангрию, которую смешала сама Ава, да так крепко, что, мне кажется, она превратилась в чистый яд. Это время дня она называет Часом Песоволка[6]. По-моему же мнению, оно чудесным образом преображает этот жалкий клочок Новой Англии, окрашивая закатное небо в цвета перьев фламинго. Мы сидим на просевшей черепичной крыше и слушаем аргентинское танго, на полную громкость, пытаясь перебить оглушающую мексиканскую музыку, вырывающуюся из окна по соседству. Мы танцуем, как танцевали все лето, по очереди исполняя партию Диего. Это наш воображаемый танцевальный партнер с шагом мягким, как у пантеры, который однажды ворвется в нашу жизнь и научит танцевать как надо. У него опасные, влекущие глаза-угольки, прямо как у Рудольфо Валентино[7], но с отцовскими морщинками в уголках в стиле Пола Ньюмана[8], а еще отпадная улыбка и гибкое тело вокалиста из The Cramps[9]. Он прямо ах какой серьезный, совсем как Жак Брель[10]. Диего одевается в белые или черные костюмы, которые делают его похожим на кубинца, а еще в рубашки с рисунком в виде всполохов пламени. По утрам он печет для нас хлеб, приносит свежие цветы и расставляет в банках по всему дому. Сам он стихи не пишет, но любит читать их нам вслух, забавы ради. У него есть pied-à-terre[11] в Париже и Буэнос-Айресе. Но самое важное, он божественно танцует танго. Сейчас Диего я, а значит, я веду, и Ава может просто следовать за мной, довольно закрыв глаза.
Приглашение от заек наливается жаром у меня в кармане и тикает, словно бомба с часовым механизмом.
«Ну че, ты придешь седня?☺», – написала мне одна из них еще днем.
– Мне трудно представить, что ты Диего, когда ты топчешься по моим ногам, как мужик с завода, Хмурочка. Шаг мягкий, как у пантеры, забыла?
– Извини.
– Что с тобой сегодня такое?
– Ничего.
– Ты как будто где-то в другом месте.
Надо было написать им в ответ: «Сорри, я заболела☹», и все было бы кончено. Потому что не надо мне туда идти. Потому что у меня зубы сводит, даже когда мы просто сидим в одной комнате и я слышу, как они фальшиво сюсюкаются друг с другом. И все же солнце уже село. А я до сих пор не отказала. Может, они сами не хотят, чтобы я пришла. И позвали просто из вежливости. Хотя, о чем я, какая вежливость? Это точно не про них. Должно быть, вся причина в том, что теперь они могут говорить друг дружке: «Ну, мы хотя бы попытались. Она сама не захотела».
– Видите, Зайки? Я ведь говорила, что она не придет. Дружить с нами она не хочет.
– Но почему? – наверняка спросит Жуткая Кукла.
На голове у нее в этот момент будут красоваться бархатные кошачьи ушки, оставшиеся с прошлой вечеринки в честь Хэллоуина. Она с тех пор носит их, не снимая, точно они вросли ей в голову.
– Мы это уже обсуждали, – вздохнет Кексик, похлопывая ее по плечу. – Потому что она тю-тюшка.
– Смешное слово, Зайка, ты такая забавная. Я тебя обожаю.
– Так, ну все, – не выдерживает Ава. – С меня хватит.
– Что случилось?
– Ты явно где-то не здесь.
– Да здесь я, здесь, – лгу я.
– Что с тобой творится?
Уже половина седьмого. Мне нужно принять волевое решение. Я не должна туда идти. Вот так. Я не пойду. Не пойду, и баста.
– Мне, наверное, нужно будет отлучиться сегодня, – бормочу я.
Она поднимает брови. Понятное дело, она удивлена. Потому что за все то время, что мы знакомы, начиная с прошлой весны, я еще ни разу не тусила с кем-то другим.
– Это университетское собрание, – говорю я.
– Разве мы уже не ходили на такое недавно?
– Это другое.
Она изучает меня взглядом.
– Тебе просто надоело со мной?
– Нет! Конечно нет, мне никогда с тобой не надоест! – пылко заверяю Аву я, и это чистая правда.
– Можешь сказать, как есть, ты же знаешь. Я не буду реветь, или еще что.
Вместо ответа я достаю из кармана приглашение и протягиваю ей. Руками она до него не дотрагивается, только смотрит.
– Скорее всего, это прислала Кэролайн, – говорю я. – В смысле, Кексик, – поясняю я, вспомнив, что никогда не называла ей их реальных имен.
6
Отсылка к психологическому хоррору «Час Волка», в котором идет речь о незаслуженно униженном художнике, мучимом «демонами». Но еще больше – снами, или состояниями, пограничными между сном и явью, еженощно в «час волка» (время между тремя и четырьмя часами утра, когда подымает голову вся на свете нечисть) терзавшими его, покуда не свели преждевременно в могилу. –
7
8
9
10