— Сейчас увидите. — Сорвала пучок травы, приложила к ноге, потёрла. Ничего особенного не произошло, разве что трава приклеилась, а потом вся и одновременно отвалилась. Кхала провела ладонью точно стряхнула что-то. Тут-то и проявились причудливые завитушки чёрного цвета. Много их, от лодыжки до бедра и, наверное, выше, под балахоном не видно.
— Ни фига себе татуха. — Поперхнувшись дымом, прохрипел Рафат.
— Красиво. — Похвалил Серёга. Глядит на ногу гад, глазеет без стеснения. Может мне и показалось, но глаза у него открылись полностью.
— Хватит. — Прошипел я. — Прикройся.
— Ага. — Поддержал мелкий. — Спрячь кости.
— Арабская вязь. — Поведал Рафат. — Я такое уже видел. Может не совсем такое, но очень похожее.
— Это руны — Пояснила Кхала. — Они указывают кто я. Не спрячусь в тени. Болотники и пряхи распознают, почуют издали.
— Болотники? — Полез в карман, вспомнил про жёлтую железку.
— Утерял что-то? — Внимательно наблюдая, как я неуклюже роюсь в карманах, спросил Карлуха.
— Ага, утерял. Была у меня одна штука жёлтенькая. — Посмотрел на Рафата, тот развёл руками и принялся вытаскивать из своих штанов мой брючный ремень.
— Это те, что жили в доме. — Объявил бородатый и вернул ремень. — Они стырили.
— Кто они? — Спросил грубо, не верю я Рафату. Растираю запястья, следы от верёвок посинели. — Ты стащил, больше некому.
— Не брал. Мамой клянусь. — Встал Рафат поднял руки и говорит. — Не веришь, обыщи.
— Хорошая клятва. — Лыбится Карлуха, достал свой нож, поигрывает им и говорит. — Надо бы запомнить. — Подошёл к Рафату, поглядел на него и спрашивает. — А у тебя мама есть?
— Конечно есть. — Отступил Рафат за могильный камень, руками за него держится. Ногти давно не стрижены, грязные. — И мама, и папа. Четыре брата, две сестры. Бабушка по маме, дедушка по ней же. У нас большая семья.
— Это я уже понял. — Скорчил Карлуха кислую рожицу и убрал нож. — Не клянись больше мамой. Неправильно это.
— Хорошо. — Тут же согласился Рафат. — Не буду.
— Крукли могли стащить. — Поведал Карлуха и прикрикнул. — Не лындайся по могилам. Сядь.
— Как скажешь. — Ответил Рафат и поспешил к костру. — Крукли? — От такой новости меня передёрнуло.
— Ага. — Закивал Карлуха. — Они самые. Это они Сюнделю сюнделей наваляли. — Улыбается Коротун своей шутке, глядит на Серёгу, а тот рожу воротит. — И чего это нелюди сюда забрались? Они если и промышляют, то вблизи поселений. А здесь им что? — Выпучил Карлуха глаза развёл руками, окинул взглядом могильные склепы. — Какой дурень в такую глушь заберётся?
— Мы же забрались. Почему другие не могут? — Брякнул Серёга. — Дураки всегда отыщутся. Ты лучше расскажи, что оно такое, крукли? С чем их едят?
— Вот ты Серёга дурень. — Хохотнул мелкий. — Не их, они едят. Ловят людей и едят.
— Людоеды? — Прохрипел Рафат и рванул за куст.
— Чего это с ним? — Забеспокоился Карлуха. — Блюёт ни с того ни сего. Может хворый? Как бы и нам не захворать. — Втянул Коротун носом воздух, принюхался. Попахивает мертвечиной, но не сильно. Побитые пухты валяются неподалёку, ветерок дует в их сторону.
— Человечину ел вот и стошнило. — Пояснил я. — Доедал за круклями.
— Вон оно что. — Выдохнул мелкий и вытащил нож. — Людоед значит.
— Спрячь! — Прикрикнул и пригрозил кулаком. — Вот я тебе.
— Мне-то за что? — Выпучил Карлуха глаза. — Я людей не ем. — Скосил Коротун взгляд на кусты. Рафат стоит на карачках, только один зад и виден. — Разок попробуешь человечины и всё. Уже не остановишься.
— Не знал он.
— Ну, если не знал. Пусть живёт. — Согласился мелкий, перебросил нож с руки в руку, и сунул за пояс. — Наши вояки круклей за Протухший ров загнали. Лет пять тому, одного в Бочку притащили. Двух прибили, а этого живым поймали. Раненного в лесу отловили. Здоровенный такой, морда как две моих и ручищи огромные, висят ниже колен. Поговаривали, крукли троих вольных сожрали и двух торгашей из Низины. Долго вояки за ними охотились, изловили сволоту. На костре сожгли гада, за воротами живьём спалили.
— С ними коротышки были. Кто они? — Спросил Серёга. — Шибздики в лохмотьях.
— Вонючки. — От себя добавил Карлуха. — Кислым за версту разит. В мешковину вырядились, морды под капюшоны спрятали. Ручонки худые, костлявые.
— Кислым? — Вспомнились слова ластоногого, — почувствуешь запах кислого, беги что есть духу.
— Пряхи это. Они о цханах выпытывали. — Поведала Кхала. — Перед тем как меня в клетку посадили, я чаю выпила. Разум затуманился. Ничего не сказала.