Маккиллин с рассеянным видом откинулся на спинку, на самом деле разглядывая наверху галерею прессы. Над тонкой резной балюстрадой он видел только лица репортеров — напряженные, ждущие. Их перья, их штампы были уже готовы к работе. Что же, он не заставит их долго ждать, ввяжется в бой при первой же возможности, помашет своим знаменем и удалится с поля боя еще до того, как разгорится настоящее сражение и все выйдет из-под контроля. Права человека — вот его тема. Чертовски удачная идея.
Мадам спикер уже задала первый вопрос, спросив премьер-министра о мероприятиях, намеченных у него на сегодня, и Урхарт дал свой обычный и рассчитанно туманный ответ, отметив лишь несколько официальных мероприятий, „помимо ответов на вопросы в палате".
— Он забудет про все остальное. — Это был голос „зверюги" со скамьи ниже прохода, на которой он давно и прочно обосновался. По виду „зверюги" можно было заподозрить, что у него расстройство желудка, вызванное, скорее всего, сандвичами и пинтой горького пива.
Урхарт коротко ответил на первый вопрос о местных дорогах, заданный переживающим за своих избирателей депутатом от округа, где он прошел с небольшим перевесом. Настала очередь Маккиллина. Он наклонился вперед и повернул голову н мадам спикер.
— Лидер оппозиции. — Голос мадам спикер вызывал его к барьеру. Он даже не успел поняться с места, как еще один голос прорезал гул зала:
— Его не спутаешь с лидером оппозиции, этого жалкого вонючего лизоблюда.
Щеки Маккиллина покраснели сначала от гнева, потом от изумления. Это был „зверюга". Член его собственной франции!
— И порядку! К порядну! — завизжала мадам спикер. Она знала, что в такой предгрозовой атмосфере, в зале, заполненном стиснутыми мужскими плечами и толкающимися локтями, следовало навести железный порядок с самой первой минуты. Это было делом жизни и смерти.
— Я слышала это. Достопочтенный член палаты должен немедленно взять свои слова обратно!
— А как бы еще вы назвали того, кто наплевал на свои принципы и лижет задницу королевской семье? Он вылизал ее до блеска.
Депутаты оппозиции онемели, словно сраженные громом. Заднескамеечники правящей партии тоже пришли в замешательство, не определив, поддержать ли им „зверюгу" или осудить его грубость. Они твердо знали, однако, что надо производить как можно больше шума и лить в огонь как можно больше масла. Посреди все нарастающего гула „зверюга" со сбившимся на лоб клоком волос, в своей кричащей спортивной куртке нараспашку не обращал никакого внимания на попытки его утихомирить.
— Но это же бесспорный факт, что…
— Ни слова больше! — завизжала спикер. Ее полукруглые очки сползли на нос, под париком ей сделалось жарко. — Я без колебаний назову имя досточтимого члена палаты, если он немедленно не возьмет свои слова обратно!
— Но…
— Обратно, обратно! — Крики теперь неслись со всех сторон.
Сержант стражи, парламентский констебль в черном костюме палача, дополненном шелковыми чулками и бутафорским мечом, стоял наготове у барьера, готовый выполнить распоряжения мадам спикер.
— Но… — начал „зверюга" снова.
— Обра-а-атно!
Это было сущее столпотворение. „Зверюга" с невозмутимым видом оглядывался по сторонам, словно не слышал рева зала и не видел рук, размахивающих папками. Потом он улыбнулся, покорно склонив голову, как будто поняв наконец, что его игра окончена.
— О'кей. — „Зверюга" посмотрел в сторону кресла спикера. — Так какие слова я должен взять обратно? Жалкий? Вонючий? Или лизоблюд?
В буре возмущения крики мадам спикер были
едва слышны.
— Все! Я хочу, чтобы вы взяли назад все! Наконец ее услышали.
— Все сразу? Вы хотите, чтобы я взял назад всё сразу?
— И немедленно! — Парик у нее съехал на сторону, и она пыталась поправить его, прилагая отчаянные попытки сдержаться и не уронить своего достоинства.
— Хорошо, хорошо. — „Зверюга" поднял обе руки, успокаивая депутатов. — Все вы знаете мою точку зрения по поводу пресмыкания перед Их Королевскими Величествами, но… — он бросил вызывающий взгляд на свору парламентских псов, готовых вцепиться ему в глотку, — если вы решаете, что я не могу говорить таких слов, я готов взять их обратно, и я сделаю это.
— Сейчас же! Немедленно!
С обеих половин зала неслись одобрительные крики. Теперь „зверюга" смотрел на Маккиллина.
— Да, я ошибся. Вы несомненно можете спутать его с лидером оппозиции. Жалкий вонючий лизоблюд!
В разразившемся шквале у мадам спикер не было ни малейшего шанса быть услышанной, но „зверюга" не стал дожидаться, пока его имя будет произнесено, он подобрал с пола свои бумаги, бросил испепеляющий взгляд на лидера своей партии и стал пробираться к выходу. Сержант стражи, обладавший даром читать распоряжения спикера по губам, сопровождал его к дверям. Теперь он будет следить за тем, чтобы в течение ближайших пяти рабочих дней в пределах Вестминстерского дворца „зверюги" не было.
Когда он исчез в дверях, в зале начало восстанавливаться какое-то подобие порядна. Из-под все еще перекошенного парика мадам спинер посмотрела на Маккиллина, стараясь угадать его намерения. В ответ он покачал головой. У него пропало всякое желание задавать идиотские вопросы о человеческих правах. Как насчет его собственных человеческих прав? Все, чего он хотел, это чтобы эта жестокая и изощренная казнь поскорее кончилась, чтобы кто-нибудь подошел и осторожно снял его с парламентской виселицы, на которой он болтался. Возможно, они устроят ему пристойные похороны.
— Как тебе удалось это, Френсис? — спросил Стэмпер, врываясь в набинет премьер-министра в палате общин.
— Удалось что?
— Так завести „зверюгу", что он отделал Макнил-лина лучше дюжины мясников.
— Дорогой Тим, ты стал безнадежным старым циником, везде видишь заговоры. Правда в том — если ты в состоянии признать ее, встретившись лицом к лицу, — что не было нужды его заводить. Он пришел уже на взводе. Нет, мой вклад в этот цирк скорее вот в этих строчках. — Он показал на экран с телетекстом последних новостей. Строительные компании закончили свои экстренные собрания, и результаты их раздумий мерцали теперь на экране.
— Боже, ссуды под закладную подорожали на два процента! Да это лопата дегтя в бочну меда.
— Вот именно. Посмотрим, какое дело до бездомных будет простому работяге, когда ему придется отказаться от пива, чтобы выплачивать взносы по закладной за свой смежный с соседями дом. К закрытию биржи сегодня совестливость короля покажется ненужной и непозволительной роскошью.
— Приношу извинения за циничные замечания в твоем присутствии.
— Извинения приняты. Избиратели любят четкую альтернативу, Тим, это помогает им сосредоточиться. Я даю им практически прозрачный выбор. Король может показаться редкостной орхидеей в сравнении с моей простой капустой, но, когда у человека пустой желудок, он всякий раз выбирает капусту.
— Капусты хватит, чтобы короля прохватил понос.
— Дорогой Тим, это тебе позволительно так говорить. У меня же по таким вопросам просто нет комментариев.
Король тоже сидел перед экраном телевизора. Он распорядился, чтобы его не тревожили, но личный сенретарь, переборов себя, постучал в дверь и вошел с осторожным поклоном.
— Прошу прощения, сир, но вы должны знать, что пресса одолела нас звонками. Она хочет знать вашу реакцию на события в палате общин, хочет получить хоть какие-то намеки относительно вашей позиции.
Она не принимает молчание в качестве ответа, а без вашего пресс-секретаря…
Король, словно не замечая непрошенного вторжения, не мигая смотрел на экран. Все его тело застыло в напряженной позе, сквозь пергаментную кожу черепа было видно, как голубая жилка пульсирует на его виске. Он был бледен, но не от гнева — секретарь давно научился определять приступ гнева короля. Такая неподвижность скорее свидетельствовала о глубокой внутренней погруженности. Он изо всех сил пытался обрести душевное равновесие.
Личный секретарь застыл на месте, наблюдая за этой агонией, смущенный своей назойливостью.