Оксане уже надоело различать слова в лязгающем грохоте, но ехать и молчать было глупо.
— Ну, может, десять минут пятого. Я тогда на часы не смотрела. Поднимаюсь по лестнице и представляю уже, как бабуля выделываться начнёт. Если бы знать!..
Алина вытянула на середину вагона тонкие смуглые ноги в тяжеленной обуви. Интересно, чьи это босоножки — её или мамины? Да и платье, вроде, не по нынешней моде. Живёт девочка-подросток без женской заботы, без присмотра, и всякое может с ней случиться.
Оксана вспомнила, как в восемнадцать лет сама осталась круглой сиротой. Да ещё и беременная, да ещё с тремя младшими на руках!.. Алине всё же лучше, у неё есть отец и дед. Есть надёжный друг Руслан Величко, который и сейчас, прислушиваясь к разговору, переживает за неё.
— Если бы знать! — повторила Алина, смаргивая слёзы с ресниц. Вытерла глаза платком Руслана, и на запястье звякнул простенький цепочечный браслет. — Я так думала… А её уже не было!..
— Приехали! — объявил Руслан, когда вагон остановился у очередной станции, и мигнули плафоны под потолком. — Здесь выходят все. Дальше идёт размыв на линии, но нам это по барабану.
Они медленно шли к эскалатору, ожидая, когда плотная толпа рассосётся, и можно будет без проблем подняться наверх.
— Если твой дед ушёл из дома в половине третьего, а ты вернулась в начале пятого, прошло меньше двух часов. Эксперты установили примерное время смерти?
— Врачи сказали, что около трёх — в начале четвёртого. Точнее было не определить. У неё ведь сильный жар был, — сразу же ответил Руслан. — Я, как только смог, сразу же к ним приехал. Бегал на сотое почтовое отделение, по той же улице, — телеграмму Леониду дал.
— Леонид — это мой папа, — объяснила Алина. — Он тогда из-за мамы очень переживал. Она ведь с концами исчезла. А тут ещё бабушка… Короче, я дверь открыла и слышу — собака воет. Наша Грета. Я сразу же подумала, что плохое случилось. Грета наша весёлая, очень спокойная чёрная пуделиха. Я всегда с ней гуляла, но в тот день дед обещал сводить её пораньше, ещё до гостей. Очень уж мучиться она не должна была. И чтобы так выть!.. С надрывом, прямо-таки со слезами, с визгом, как от боли.
— Дверь открывалась нормально, как всегда? Ключ поворачивался свободно? Ничего не мешало? А, может, наоборот, дверь не была заперта?
Стоя на эскалаторе, Оксана наклонилась к Алине. Совсем скоро они должны были оказаться в квартире, где всё и произошло.
— Совершенно нормально. Меня уже про это спрашивали. Никаких опилок, царапин, железок в замке. Дверь у нас с секретом — чтобы запереть, нужно кнопку нажать под ручкой. Все нажато было, как обычно.
— Интересно. — Оксана сошла с эскалатора и пошла на выход вместе с толпой.
У остановки людской поток разделялся. Кто-то оставался ждать автобус или троллейбус, кто-то отправлялся обследовать те самые лотки и палатки, о которых упоминала Алина. Здесь тоже пахло сиренью. Шумели под порывами ветра кусты, хлопали полосатые тенты над столиками. Торговля шла точно так же, как и в Москве; Оксане показалось, что она никуда и не уезжала.
Широкая, больше похожая на проспект, улица, с высотным зданием вдалеке, тоже напоминала столичную. И народу тут было по-московски много — приходилось проталкиваться, огрызаться, наступать на чьи-то ноги и беречь свои. Толпа втискивалась в транспорт, чтобы ехать дальше, на отрезанную размывом Гражданку.
На какое-то время Оксана отвлеклась, но быстро вернулась к разговору.
— Выходит, кнопка была нажата?
— Да. Потому что, если не нажать, дверь не запрётся. Это не французский замок, где достаточно дверью просто хлопнуть…
— Получается, что уходящий из квартиры знал про эту кнопку, — пробормотала Оксана. — Ты услышала вой собаки. Что дальше?
— Ну, и я, короче, вбежала — света нигде нет. А бабушка всегда торшер оставляла или бра. Она могла и заснуть, болела всё-таки. Но почему Грета воет? Я как-то не верила, что бабушка может умереть. Ну, грипп и всё такое, так ведь температура-то у неё была всего тридцать восемь. Я кричу: «Бабуль!» Никто не отвечает. А Грета скребётся в ванной. Услышала, что я пришла, заскулила. Я свет в прихожей зажгла, смотрю — дверь в ванную заперта на наружную задвижку. Они у нас не только внутри, но и со стороны коридора. Дед приделал, когда у них до Греты «кавказец» жил, Цезарь. Его надо было запирать, когда гости приходили. А Грету мы туда никогда не заталкивали, она ведь безобидная, добрая. Прыгала всегда вокруг соседей, лапы им на плечи ставила. Очень любила играть. А сейчас грустная такая ходит — вы сами увидите. Короче, открываю дверь в ванную, и Грета вылетает оттуда; чуть меня не повалила. И сразу в комнату… Я сумку на пол поставила и за ней — прямо в куртке и в сапогах. Зажгла люстру, все плафоны. Сперва мне казалось, что бабушка спит. Самое главное, что на ограбление совсем не похоже. Там вещи по комнате раскиданы, всё перевёрнуто, а тут — полный порядок. Мебель на своих местах, ни один пузырёк с лекарством не опрокинут. Бабушка лежит на диване под одеялом. И на лбу — компресс…