Патриарх замер в нерешительности. Геннадий имел привычку появляться не вовремя, часто был зануден, всегда - напыщен и высокопарен, но в целом его отличало отсутствие темных намерений и скрытых амбиций, а в письменных трудах обнаруживался проницательный и практичный ум в сочетании с блестящим интеллектом. И Алексий крайне нуждался в помощи.
- Сомневаюсь, - в конце концов произнес Патриарх. - Это адвокат, некий Бардас Лордан, с которым, нужно добавить, я никогда не ссорился. Я наложил проклятие по просьбе одной особы, и, может быть, поэтому мне сейчас так плохо.
Геннадий прикусил губу, стараясь подавить усмешку.
- О, в таком случае могу тебя поздравить, - сказал он. Качество твоей работы просто великолепно. Я ведь всегда был любезен с тобой, не так ли?
- А что случилось. - Старец удивленно приподнял бровь.
- Как, ты не знаешь? Так случилось, что я инвестировал небольшую сумму денег в концерн, который продает и покупает уголь. Сейчас их интересы пересеклись с конкурирующей картелью и дело дошло до суда. Наших оппонентов будет представлять Бардас Лордан.
- Понятно. А вас?
- Зиани Олвис, - улыбнулся Геннадий. - Не сомневаюсь, что ты слышал о нем.
- Я не хожу на суды, - вздохнул Патриарх, - Но имя говорит само за себя. Он очень хорош?
- Можно сказать и так. Я слышал, что в спортивных кругах ставки составляют сто двадцать к одному в случае победы Лордана, но желающих нет.
- Понятно. - Алексий задумчиво кивнул. - В таком случае настоятельно рекомендую тебе поставить на него свой последний золотой. - И, глядя на изумленного собеседника, добавил: - И поставь еще пятьдесят для меня.
- Мой дорогой друг, - в замешательстве пробормотал Архимандрит, скромность - лучшее из всех качеств, но не кажется ли тебе, что ты зашел в ней слишком далеко? Сам факт поединка свидетельствует о том, что проклятие подействовало.
- Ты не совсем меня понял. Мое проклятие обрекло его на смерть от руки определенного человека. И это не Зиани Олвис.
- Ясно. - Геннадий выглядел удрученно. - Что ж, это очень неприятно, учитывая, что я уже сделал крупную ставку на Олвиса, но думаю, я смогу найти несколько монет, чтобы покрыть потери. С твоей стороны было чрезвычайно любезно спасти бедняка от неминуемой нищеты. В свою очередь...
Алексий принял предложение легким наклоном головы.
- Должен признать, мне действительно нужна помощь. Это проклятие оказалось ужасно клейким. Должно быть, я проделал лучшую работу, чем предполагал.
- Проклятия похожи на стряпню с чесноком: добавишь лишний зубчик испортишь все блюдо. Ты сам придешь в Академию или мне заглянуть вечерком?
Патриарх задумался. Для сохранения равновесия будет лучше, если процедура пройдет где-нибудь в другом месте, подальше от его братьев в Законе.
- После обеда в Академии, - решил он. - К тому времени твои люди будут на капитуле.
- И я вместе с ними, - добавил Архимандрит, - по личному приглашению Патриарха.
- Скорее по неотложным делам Ордена, - ответил Алексий, - что, собственно, не слишком далеко от истины. С того вечера я совершенно не могу сосредоточиться. Канцелярская работа валится из рук, не говоря уже о чтении.
- В таком случае сегодня вечером после обеда.
- Спасибо тебе.
Геннадий поспешил прочь, постукивая каблуками модных туфель по мощеному полу. Любопытная личность, подумал Алексий. На протяжении семи лет занимать должность Архимандрита Академии, которая, по мнению большинства, лишь скучная, хотя и неизбежная формальность на пути к патриаршему креслу, и за это время ни разу не предпринять попытки ускорить свое продвижение. Еще три года назад Геннадий мог получить Патриархат в Кании, но предпочел уступить его своему Архидьякону (к которому испытывал чувство глубокого отвращения) и вообще расценил это предложение как личное оскорбление.
Несмотря на все вышесказанное, Геннадий являл собой образец типичного карьериста: младший сын влиятельного лица, имеющий крупные земельные владения и солидные инвестиции, унаследованные от матери, человек, которого обхаживали все чиновники, начиная с окружных старост Алексий покачал головой - что ж, возможно, холодные ветра и ночные штормы Кании не отвечали запросам Архимандрита. Хотя не исключено, что в глубине души Геннадий действительно честный человек. Любопытно, что Патриарх больше склонялся к последнему.
Ужин был в самом разгаре, когда Алексий незаметно выскользнул из своей кельи и направился по извилистым улочкам Среднего города к Северной лестнице. Ворота были заперты, но стражники узнали его. Поскольку никто никогда не видел обитателей Верхнего города, Патриарх являлся олицетворением власти, серьезный недостаток для человека, решившего выйти в город инкогнито. Тем не менее Алексий сумел добраться до Академии неузнанным, его даже не ограбили по дороге. Остановившись у ворот, Патриарх постучал в створку набалдашником прогулочной трости.
- А, вот и ты, - приветствовал его Геннадий сквозь раздвижное окошечко в двери. - Я уже начал беспокоиться, что ты не придешь.
Апартаменты Архимандрита в пять раз превосходили размерами келью Патриарха и были обставлены с большим вкусом: вдоль стен стояли золоченые резные стулья, по стенам развешены дорогие гобелены ручной работы, на низком помосте возвышалась огромная кровать под балдахином; несколько замечательных шкатулок и сундучков орехового дерева, высокий стол, инкрустированный перламутровой мозаикой с изображениями охотничьих сцен, подставка для ног из полированного китового уса и великолепный серебряный винный сервиз - все совершенно новое, пахнущее камфарой и пчелиным носком, У Патриарха не возникло и тени сомнения, что Геннадий может назвать рыночную цену всей обстановки и любого предмета в отдельности.
- Не одобряешь, - спокойно констатировал Архимандрит.
- В общем, нет, - покачал головой Алексий. - Ты живешь как крупный феодальный сеньор, каковым в конечном итоге и являешься. Красивые вещи меня слишком отвлекают, но я же не варвар, чтобы отрицать красоту как таковую. В любом случае ты ценишь их значительно выше, чем глупые бароны и расчетливые торговцы, которые наполняют свои дома дорогими безделушками лишь для того, чтобы доказать себе и другим собственную значимость.
- И все же ты осуждаешь, - заметил Геннадий. - По правде сказать, я бы с радостью обменял все это великолепие на твою мозаику, но сомневаюсь, что она продается.