Он пришел к неутешительному выводу о том, что Треворус попросту недостоин не только трона, но и собственных сыновей, после чего в голове Конана возник еще один исключительный по своей дерзости замысел, — коим он, впрочем, до времени ни с одной живой душой не собирался делиться.
Две луны срок немалый, подумал Треворус. За это время киммериец сто раз успеет выбросить из головы свою нелепую затею, а сейчас лучше открыто не возражать.
— Да будет так, — произнес он, размышляя о то, что его ждет в оранжереях Каина, явившаяся во дворец с какой-то просьбой, которую еще не успела высказать.
Прежде, надо заметить, она обыкновенно не просила ни о чем, по нынче явно пребывала в заметной тревоге, омрачающей душу будущей королевы Аргоса, и Треворус как раз собирался выяснить, в чем причина.
Поэтому он, едва скрывая облегчение, церемонно распрощался с Конаном и поспешил к двум созданиям, которые интересовали его куда больше.
* * *— Слава богам, — сразу же сообщил он Каине, — завтра утром чужаки уберутся из Мессантии. Знаешь ли, их присутствие держало меня в постоянном напряжении, и я рад, что все закончилось.
— Завтра? — переспросила та. — Но разве аквилонцы не собираются задержаться?
— Значит, их намерения изменились, и это хороню… Итак, дорогая, что ты хотела мне сказать? — при этом Треворус взирал на Возлюбленную, словно обращался именно к ней.
— Мне не представилось случая сказать тебе об этом раньше, но в мой дом кто-то пытался проникнуть, — объяснила Каина. — Это напугало меня. Слуги не смогли схватить незнакомца, упустили его.
— Я пришлю охрану, — пообещал король. — Не волнуйся. С твой головы волосок не упадет.
— Да, но… если бы ты позволил мне нынче не возвращаться туда, я была бы тебе весьма признательна, — горячо сказала женщина. — У меня плохое предчувствие.
— То есть ты хочешь остаться во дворце? — переспросил Треворус. — Что ж, я буду этому только рад. Я совершенно не желаю, чтобы с тобой случилась какая-нибудь неприятность, а тут ты в полной безопасности.
— Эулиара тоже не возражает против моего присутствия, — совершено серьезно произнесла Каина.
Это было правдой.
Возлюбленная вполне благосклонно принимала будущую королеву, Треворус сразу это заметил. Между женщиной и цветком установились прекрасные отношения.
В жилах Каины недаром текла кровь Алгиданы, большую часть жизни не вылезавшей из постелей сильных мира сего. Она отлично знала, как следует держаться с ними, впитав эти представления в буквальном смысле слова с молоком матери.
Аквилонцы намерены утром покинуть Мессантию, думала Каина. Значит нынешняя ночь — последняя, когда еще можно успеть осуществить свой замысел. Она пристально взглянула на Эулиару.
Всего-то и нужно, что один отросток, несколько продолговатых бледных листьев, это такая малость!
А Треворусу она потом как-нибудь объяснит, объяснит их отсутствие на цветке…
Покамест Каина не могла точно себе представить свой разговор с королем Аргоса, но не сомневалась: когда потребуется, слова найдутся сами.
Глава XXII
Одо пропал!.. Лю Шен и подумать не могла, насколько сильно способно расстроить ее это обстоятельство. Подумаешь, какая потеря! Но она, во-первых, успела привыкнуть к животному — тому самому подарку Хромой Ив, и никогда с ним не расставалась.
Одо — так она назвала его — живым воротником лежал на ее шее или ходил сзади, точно собака. В последнюю очередь эту хитрую грациозную тварь можно было назвать «милым котиком» — ничего милого в его бандитской роже не наблюдалось. Но со стороны возникало впечатление, будто девушка и зверь как-то внутренне связаны между собой и разве только не разговаривают!..
Правда, особенного беспокойства кот до сих пор не проявлял, как того ожидала Ив. Лю Шен сразу же отказалась держать его на цепочке, не желая ограничивать свободу независимого животного, и Одо, как ни странно, оценил этот широкий жест, не делая никаких попыток исчезнуть. Во всяком случае, до сих пор.
И вдруг… Лю Шен встревожилась. Куда и почему он мог деться? Ушел из проклятого дворца, как все его предшественники?
Она впервые пожалела, что не последовала совету Ив и избавила Одо от ошейника с цепочкой. Кхитаянка решилась поискать животное, надеясь на то, что ей повезет. Лю Шен прошлась по коридорам дворца, время от времени окликая Одо, и в какой-то момент кхитаянке показалось, будто он отозвался — во всяком случае, она довольно отчетливо услышала его короткое хриплое мяуканье и ускорила шаги, следуя на этот звук.
Она не ошиблась и, вскоре увидев кота, испытала мгновенное облегчение, тут же, впрочем, сменившееся еще более сильной, нежели прежде, тревогой. Серая тень мелькала и исчезала, постоянно опережая Лю Шен шагов на десять. Спеша за нею, девушка оказалась в королевской оранжерее, где ей прежде не доводилось бывать, но Одо продолжал бежать вперед, пока не остановился возле какого-то странного растения с длинным стеблем и бледно-зелеными узкими листьями.
Зверь принюхивался и вел себя беспокойно, вдруг припав к земле и начав подкрадываться к чему-то, чего Лю Шен разглядеть не могла, как ни старалась.
— Что ты здесь делаешь?
Наблюдая за Одо, Лю Шен не заметила, что они здесь не одни. Женщина, довольно высокая и наделенная богами яркой, поразительной, но какой-то хищной красотой, стояла перед нею, недовольно сведя к переносице стрелы черных бровей.
Рядом с этой величественной особой, с коей впору было ваять изображения богинь, кхитаянка казалась совсем юной, блеклой и непривлекательной.
— Я искала Одо, кота, — объяснила Лю Шен. — Он сбежал и пришел сюда. Сейчас я заберу его и уйду.
— Я не видела тебя раньше в оранжереях, — произнесла женщина с подозрением.
— Я аквилонка, подданная короля Конана, — сказала Лю Шен. — И между прочим, тебя тоже вижу во дворце впервые, — добавила она, недовольная собою за то, что так теряется перед незнакомкой.
Без пяти минут королева Мессантии презрительно хмыкнула.
— Забирай эту тварь и убирайся, — велела она не терпящим возражений тоном. — Вы, аквилонцы, еще бы здесь свиней развели.
— Нe надо так со мной говорить, — твердо заявила Лю Шен. — Я не рабыня. Во всяком случае, не твоя.
Она изо всех сил старалась вспомнить, где могла видеть эту черноволосую красавицу. Лю Шен казалось, они уже встречались прежде, по где и когда, она не понимала. Да и та не выказывала никаких признаков узнавания, явно видя кхитаянку впервые.
— Извини меня, — проговорила незнакомка, неожиданно сменив гнев на милость. — Конечно, я не права. Ты, верно, близко знаешь короля Конана?
— О, конечно, — кивнула Лю Шен. — Он мой господин, я служу лично ему.
— Огромная честь! А я о нем только слышала, — вздохнула женщина, — хотя всегда им восхищаюсь и считаю поистине великим правителем. Послушай, девочка, не знаю, как тебя называть…
— Лю Шен, — представилась кхитаянка.
— Лю Шен, — повторила та, — я бы хотела преподнести твоему господину небольшой дар, но так, чтобы это не выглядело дерзким и нескромным. Может быть, ты сможешь передать ему все это? — женщина склонилась к странному растению и, достав остро отточенный нож, срезала один из побегов. — Это символ власти и могущества, — она протянула побег Лю Шен, и та заметила, что руки женщины затянуты в кожаные перчатки, доходящие до локтей. — Только осторожно, — предупредила черноволосая. — Растение очень хрупкое, к нему нельзя грубо прикасаться. Вот, оберни ладонь платком. Поставь побег в комнате твоего господина, это принесет ему удачу. Но сама не прикасайся, — настойчиво повторила она. — Существует поверье, согласно которому ты иначе отнимешь удачу у того, кому предназначен дар. Ты поняла?
— Да, — Лю Шен недоверчиво взглянула на незнакомку. — Странное поверье. И этот цветок тоже какой-то странный.
— Ну, милая, я не думаю, будто тебе известны все сотни и сотни растений, которые собраны здесь, — возразила женщина.