Знаменитые петербургские деятели искусства того времени были едины во мнении: надо вернуть прежнюю Масленицу! Раньше было лучше! «Прежнюю Масленицу вспоминаю с большим удовольствием, – говорил художник Константин Маковский. – А теперь совершенно другие интересы, и публика другая. И, ей-богу, прежде было гораздо меньше пьяных! Люди были „выпивши“, но не были пьяными».
Известный в ту пору писатель и драматург Игнатий Потапенко обращал внимание, что прежде Масленица являлась единственным в России праздником улицы. «Теперь же она существует лишь для людей богатых, могущих платить десять рублей за вход на разные маскарады. Простому человеку остается только пить водку, да и то дома».
«Конечно, прежде жилось лучше, – выражала общее настроение знаменитая актриса Варвара Стрельская. – Нынче и блинов-то не умеют есть, как следует. Все больные, все жалуются на желудки».
Чтобы вернуть прежний праздник Масленицы, в Петербурге возникло даже специальное «общество защиты старины», в которое, в частности, вошел художник Николай Рерих. «Может быть, что-нибудь из этой затеи и выйдет, – говорил Николай Рерих. – Я лично убежден, что это будет красивое зрелище. Ведь нынешняя масленица не имеет того ритуального значения, какое она имела прежде, когда это был всенародный праздник, связанный с проводами зимы».
«Общество защиты старины» предполагало зимой 1915 года возродить балаганы и катания на Марсовом поле. Но, увы, этим планам не суждено было сбыться: началась Первая мировая война…
От тюрьмы и от сумы не зарекайся…
«Петербургские улицы полны нищих!» – возмущались современники век назад.
Прошло сто лет, и сегодня мы можем сказать то же самое: питерские улицы все так же полны нищих. Сменились эпохи, нравы, государственное устройство, а борьба с нищетой так и осталась животрепещущей проблемой…
Нищая братия
«На улицах масса нищих, и среди них встречаются такие отъевшиеся, здоровенные, краснощекие, лицо – как пузырь, субъекты, что невольно вызывают негодование прохожих, – возмущался известный бытописатель городского дна, журналист Анатолий Бахтиаров, который для изучения городских типов сам проводил время на городских свалках, где жили бродяги, в ночлежных домах, тюрьмах, загородных притонах. – Попадаются молодые парни хулиганского типа и, наконец, семейные нищие – здоровенные мужики, с ребенком на руках и двумя-тремя малышами по бокам в виде декорации. Люди потеряли стыд, и нищенство стало своего рода спортом. Просят на конку, просят на покупку билета для проезда по железной дороге, авось подадут. Дошло до того, что нищие лезут теперь в квартиру обывателя с черного хода, притворяясь глухонемыми. А на улице они с одной панели то и дело перебегают на другую и ловят прохожего, выпрашивая милостыню».
Многотысячная армия петербургских нищих делилась на две группы – «тунеядцев», сделавших из попрошайничества выгодную профессию, и «несчастных», лишенных или утративших возможность работать и потому не способных отстоять себя на рынке труда. К последним относились бомжи, по тогдашней терминологии – «бездомные», а также дети без крова и пристанища, которых полиция забирала прямо с улицы, и «добровольцы» – безработные, в бесплодных поисках куска хлеба дошедшие до отчаяния и явившиеся добровольно в особое присутствие с мольбой дать «хоть какой-нибудь заработок».
Огромное количество «нищей братии» являлись профессионалами и рецидивистами своего дела, которые благодаря сердобольной публике зарабатывали попрошайничеством неплохие деньги. «Старая истина, – замечал современник, – развитию нищенства способствует сама сердобольная публика, так охотно раздающая подачки».
Дело доходило до того, что у нищих, несмотря на их непреодолимую склонность к «хорошей выпивке», полиция сплошь и рядом обнаруживала по пять – десять рублей. Рассказывали, что однажды у одного крестьянина-попрошайки было при себе 660 рублей, заработанных не как-нибудь, а «честным трудом», благодаря милостыням состоятельных господ.
Нищие, просившие подаяние на кладбищах (их звали «могильщиками») и у церквей («богомолы»), были обеспечены лучше всех других среди «нищенской братии». Они составляли своего рода нищенские артели, которые выбирали своего старосту и имели своих осведомителей. Не случайно благотворительные учреждения Петербурга нередко попадались на удочку нищих-профессионалов и становились кормушками для откровенных бездельников.