В эти страшные годы глава преподобного была вместе с народом. На Пасху, 21 апреля 1946 года, лавра была вновь открыта, а глава преподобного втайне заняла свое прежнее место в гробе преподобного. Мощи преподобного были возвращены церкви. Возвращен был и Успенский собор Троице-Сергиевой лавры. Троицкий же собор оставался в ведении музея. Там же оставалась и серебряная рака для мощей с сенью, возведенная в царствование императрицы Анны Иоанновны. Раку передали церкви после того, как кто-то из заезжих чужеземцев выразил недоумение, что рака и мощи находятся в разных соборах. Троицкий собор вернули церкви позже. И только тогда мощи преподобного заняли свое место.
Тайну спасенной главы преподобного хранил все годы заключения и лагерей священник Павел Флоренский. Там он жил двойной жизнью — земной, с ее подъемами и перекличками, с работой и кратким отдыхом, и другой — непостижимой нам, причастной миру горнему и иной ипостаси. В своей тайной жизни о. Павел не знал страха, уныния и отчаяния. Невзирая на трудности лагерной жизни, он мог общаться через молитву и Господне посредничество. «Я принимал… удары за вас, так хотел и так просил Высшую Волю», — написал о. Павел жене и детям 18 марта 1934 года. Но он нес страдания и за сохранение тайны, оберегая одну из немногих неоскверненных святынь России. В том и состояло церковное служение, возложенное на него в главном месте и в главный момент его земного пути.
Приведенный пример, к сожалению, был лишь одним из примеров, когда большевикам не удались их кощунственные планы, но в целом их кампания по борьбе с православием не замедлялась ни на минуту. Осквернение чувств православных верующих продолжалось в виде шутовских процессов-маскарадов, распоряжением советских начальников храмы отдавались под складские нужды, клубы или даже общественные уборные, постепенно обрекаясь на запустение и разграбление. Вместе с этим новая власть пыталась навязать населению свои «ценности», порой инфернального свойства, порой просто кощунственного.
Происходило ли это только в Петрограде или Москве? Едва ли. Любой небольшой город, в котором был хоть один храм, становился полигоном испытания чувств верующих и вызовом здравому смыслу. После того как в 1918 году в Свияжске были замучены настоятель Успенского монастыря и епископ Амвросий, в центре города установили памятник Иуде Искариоту. Сначала хотели поставить на пьедестал сатану, но поскольку таким образом пришлось бы косвенно подтвердить идею существования Бога, выбор остановили на Иуде как «первом революционере». Инициатива, как нетрудно было догадаться, принадлежала большевистскому «интеллектуалу» Льву Троцкому. Он распорядился установить в пяти городах памятники Иуде и лично приехал на открытие памятника в древний Свияжск, сопровождавшееся торжественной церемонией и парадом двух полков Красной армии и чинов команды его бронепоезда.
Датский писатель Хенниг Келер, ставший невольным свидетелем церемонии открытия памятника, описывал это более походившее на бесовское действо в Свияжске: «Когда настал момент открытия памятника и покров упал к ногам присутствовавших, их взорам открылась буро-красная гипсовая фигура человека — больше натуральной величины с искаженным, обращенным к небу лицом, судорожно срывающим с шеи веревку». Протестовать местное население не решалось, и со временем в городке исподволь возникли сначала учреждения ГУЛАГа, затем колония, а на закате советской власти открылась и психбольница, в которой, по словам знающих людей, держали противников режима. Все, что так или иначе было связано с инфернальными силами, магнетизировало и притягивало к себе большевистских вождей. Современник свидетельствовал: «Дьявол в лице советской власти безудержно измывается над Святой Русью. И зловещим символом природы советской власти явится воздвигаемая взамен креста на куполе Морского собора в Кронштадте бронзовая фигура Ленина»[18].