Выбрать главу

12) Либаний, Orat Parentalis, гл. 9,10, стр. 232 и сл. Григ. Назианзин, Речь 3, стр. 61. Евнан., Vit Sophist in Maximo, стр. 68-70, изд. Коммелина.

13) Один из новейших философов остроумно сравнивает различное влияние деизма и политеизма по отношению к сомнениям и убеждениям, которые они порождают в человеческом уме. См. Essays Юма, чЛ, стр. 444-457 изд. in 8-v о 1777.

Кибела была привезена в Италию в конце второй Пунической войны. Чудо девственницы или матроны Клаедии, доказавшей свою добродетель таким способом, который оскорбил скромность римских дам, засвидетельствовано множеством очевидцев. Их показания собраны Дракенборхом (ad SHtum ftalicum, XVII, 33}. но мы можем заметить, что Ливий (XXIX, 14) слегка упоминает об этом факте в скромной и двусмысленной форме.

Я не могу воздержаться от цитирования энергических выражений Юлиана: Emoi de dokei tais poiesi peteyein melon ta toiayta, в toytoisi tois kompsois, Off to psycharion drimy men, hygies de oyde en Ыере1(Я же считаю, что городские жители во все эго гораздо больше верят, чем все эти разряменные обитатели дворцов, поскольку душа первых сильна, а у вторых здоровье в неброкении. - Перев. ред^Речь 5, стр. 161. Юйиан также заявляет о своей твердой вере в ancHia или священные щиты, упавшие с неба на Квирииальский холм, и скорбит о странном ослеплении христиан, которые предпочли крест этим небесным трофеям. Apud Cyril, кн. 6. стр. 194.

1€* См. принципы аллегорий у Юлиана (Речь 7, стр. 216-222). Его доводы менее нелепы, чем доводы некоторых новейших богословов, которые утверядеют, что бессмысленная или полная противоречий доктрина должна быть божественной, потому что никому не пришло бы в голову выдумывать ее.

17* Евнвпий сделал этих софистов сюжетом написанной им истории, которая полна пристрастия и фанатизма, а ученый Бруккер (Ист. филос„ том Н, стр. 217— 303) потратил много труда на то, чтобы описать их неинтересную жизнь и непонятную доктрину.

** Юлиан, Речь 7, стр. 222. Он кпянетсяс самым пылким и восторженным чувством благочестия и опасается не в меру обнаруяолъ сущность этих священных мистерий, над которыми неверующие стали бы смеяться нечестивым и язвительным смехом.

^ См. пятую речь Юлиана Но все аллегории, придуманные последователями Платона, не стоят коротенькой поэмы Катулла, написанной на тот же сюжет. Переход Аттиса от самого дикого энтузиазма к спокойной трогательной печали о своей невозвратимой потере должен возбуждать в мужчине сострадание, а в евнухе отчаяние

*** Правильное понятие о религии Юлиана можно извлечь из его сочинения «Цезари» (стр. 308, с примечаниями и объяснениями Шлангейма), из его отрывков in Oml, кн. 2, стр. 57,58 и в особенности из богословской речи in Solem Regent, стр. 130-158, с которой он, из доверчивой дружбы, обратится к префекту Саллюстию.

21) Юлиан принимает эту грубую мысль, приписывая ее своему любимцу Марку Антонину (Цезари, стр. 333). Стоики и последователи Платона колебались мехаду телесным сходством и духовной чистотой, однако самые серьезные из философов склонялись в пользу той причудливой мечты Аристофана и Лукиана, что неверующее поколение может уморить бессмертных богов голодом. 6м. Замечание Шлангейма. стр. 284.444 и сл.

^ НвНоп lejB, to drfln agafma kai empsychon. kai ennoyn, kai agathoergon toy nofctoy petros (я говорю, что солнце - живое, одушевленное, разумное, благодетельное изображение Умного Отца. - Перев. ред) (Юлиан, Послание 51.6 другом месте (apud. Cyril 87 кн. 2, стр. 69) он называет солнце богом и троном божьим. Юлиан верил в платоновскую Троицу и только порицал христиан за то, что они предпочли смертного Логоса бессмертному. (Помощь, оказанная философией первобытному христианству, не находится в противоречии с ее противоположным влиянием на Юлиана. При правильном взгляде на эти два факта они оказываются вполне совместимыми один с другим. Во-первых, существенный характер христианства совершенно изменился Из религии, удовлетворявшей две главные потребности того времени - потребности в духовном лульте и в твердом веровании в бессмертие души, оно превратилось в политико иорервпесиое мирское господство над опасениями, мнениями, ресурсами и богатствами покорной толпы. Оно почти совершенно отбросило философию, которая была его союзницей, и лишь употребляло самые неопределенные ее термины как воинственный клич в борьбе партий, споривши* из-за выгод власти. Это