Но взоры монарха и народа были обращены на престарелого ветерана, который, чтобы спасти общество от неминуемой опасности, снова облекся в доспехи, в которых вступил в Карфаген и оборонял Рим. Он поспешно набрал лошадей из императорских конюшен, от частных людей и даже из цирка; имя Велисария возбудило соревнование и между старцами, и между молодежью, и он стал лагерем в виду победоносного неприятеля. Благодаря его предусмотрительности и усилиям поселян лагерь был обнесен рвом и валом, так что можно было провести спокойную ночь; чтобы скрыть от неприятеля малочисленность своих военных сил, он приказал зажечь бесчисленные огни и подымать облака пыли; его солдаты внезапно перешли от упадка духом к самоуверенности, и, между тем как десять тысяч голосов требовали битвы, Велисарий скрывал свое убеждение, что в решительную минуту он мог бы положиться лишь на стойкость трехсот ветеранов. На другой день утром болгарская кавалерия начала атаку. Она была поражена воинственными возгласами громадной массы людей, блеском оружия и дисциплиной стоявших во фронте войск; с обоих флангов на нее напали из лесов стоявшие там в засаде неприятельские отряды; ее передовые бойцы пали от руки престарелого героя и его телохранителей, а быстрота ее маневров оказалась бесполезной вследствие энергичного нападения римлян и быстроты, с которой они ее преследовали. В этом сражении болгары потеряли только четыреста всадников (так быстро было их бегство); но Константинополь был спасен, а Заберган понял, что имеет дело со знатоком военного искусства и отступил на почтительное расстояние. Но он имел многочисленных друзей среди близких к императору людей, и Велисарий неохотно подчинился требованиям зависти и самого Юстиниана, не дозволившим ему довершить освобождение своего отечества. Когда он возвратился в город, народ, еще сознававший, как велика была опасность, приветствовал его выражениями своей радости и признательности, которые были поставлены в вину победоносному полководцу. Но когда он вошел во дворец, царедворцы безмолвствовали, император холодно обнял его, не поблагодарив ни одним словом, и он смешался с толпою придворных рабов. Однако его слава произвела такое глубокое впечатление на умы народа, что Юстиниан, которому было в ту пору семьдесят шесть лет, решился удалиться почти на сорок миль от столицы, для того чтобы лично осмотреть работы, предпринятые для исправления длинной стены. Болгары провели в бездействии лето на равнинах Фракии, но их неудачная попытка проникнуть в Грецию и Херсонес расположила их к заключению мира. Угроза умертвить попавших в их руки пленников ускорила уплату большого выкупа, а удаление Забергана было ускорено полученным им известием, что на Дунае строятся двуносовые суда с целью пресечь ему отступление. Опасность была скоро позабыта, а праздные горожане развлекались на досуге разрешением вопроса, что выказал в этом случае их монарх - мудрость или малодушие.
Почти через два года после последней победы Велисария, император возвратился из своей поездки во Фракию, предпринятой или для поправления здоровья, или по делам управления, или из благочестивых мотивов. Юстиниан страдал болью в голове, а приказание никого не впускать подало повод к слухам, что он умер. Прежде чем настал третий час дня, в лавках булочников был расхищен весь хлеб, все дома заперли свои двери и каждый стал готовиться к уличным беспорядкам, сообразно с тем, что внушали ему надежды или опасения. Сенаторы, которыми также овладели страх и недоверие, были созваны в девятом часу и, по их требованию, префект объехал все городские кварталы, приказывая повсюду зажигать иллюминацию в знак мольбы о выздоровлении императора. Волнение стихло, но всякая неожиданная случайность обнаруживала и бессилие правительства, и мятежный дух населения; гвардейцы были готовы бунтовать всякий раз, как их переводили на другие квартиры или опаздывали с уплатой их жалованья; часто повторявшиеся бедствия от пожаров и землетрясений служили поводом для бесчинств; ссоры между синими и зелеными, между православными и еретиками переходили в кровавые драки, и Юстиниан, в присутствии персидского посла, краснел и за себя, и за своих подданных. Помилования из прихоти и наказания по личному произволу еще более раздражали тех, кто был утомлен и недоволен столь продолжительным царствованием; во дворце составился заговор и - если только мы не введены в заблуждение именами Марцелла и Сергия, - в нем действовали заодно и самый добродетельный из царедворцев, и самый порочный. Они назначили момент для приведения в исполнение своего замысла; они воспользовались правами своего ранга, чтобы присутствовать на императорском банкете, а их черные невольники были расставлены на лестнице и в портиках для того, чтобы возвестить о смерти тирана и возбудить мятеж в столице. Но неосторожность одного из сообщников спасла ничтожный остаток Юстиниановой жизни. Заговорщики были отысканы и арестованы; у них нашли скрытые под платьем кинжалы; Марцелл сам лишил себя жизни, а Сергия силой вытащили из святилища, в котором он укрылся. Из раскаяния или из желания спасти свою жизнь он обвинил двух офицеров, состоявших при свите Велисария, а пытка заставила этих последних заявить, что они действовали согласно с тайными инструкциями своего патрона. Потомство едва ли могло бы поверить, что герой, отвергший во цвете своих лет предложения, вполне удовлетворявшие и честолюбие, и жажду мщения, мог унизиться до того, что задумал убить своего государя, которого он не мог долго пережить. Его приверженцы спешили спастись бегством; но он мог бежать только с тем, чтобы поднять знамя восстания, а он уже достаточно жил и для природы, и для славы. Велисарий предстал перед высшим советом не столько со страхом, сколько с негодованием; после его сорокалетней службы император предрешил его виновность, и эта несправедливость была освящена присутствием и авторитетом патриарха. Жизнь Велисария пощадили из милости, но на его состояние был наложен секвестр, и его держали с декабря по июль под арестом в его собственном дворце. В конце концов его невинность была доказана; ему возвратили и свободу, и прежний почет, а почти через восемь месяцев после его освобождения его постигла смерть, которую, быть может, ускорили раздражения и скорбь. Имя Велисария никогда не умрет, но вместо погребальных почестей, монументов, статуй, которых он был вполне достоин, я узнаю от тогдашних историков, что император немедленно конфисковал его сокровища, состоявшие из добычи, отнятой у готов и у вандалов. Впрочем, приличная часть этих богатств была оставлена его вдове, а так как на душе Антонины было много грехов, то она посвятила остальную часть своей жизни и своего состояния на основание монастыря. Таков безыскусственный и достоверный рассказ об опале Велисария и о неблагодарности Юстиниана. А то, что его лишили зрения и что зависть довела его до необходимости просить милостыню, говоря: "Подайте копеечку генералу Велисарию!", было вымыслом позднейших времен, который пользовался не столько доверием, сколько сочувствием, потому что служил поразительным примером превратностей фортуны.