Григорий Турский родился почти через шестьдесят лет после смерти Сидония Аполлинария, но в положении и того, и другого было много сходства, так как оба они были уроженцы Оверни, оба были сенаторами и епископами. Поэтому различие в их слоге и образе мыслей может быть принято за доказательство упадка Галлии и за ясное указание того в какой мере человеческий ум утратил, в столь короткий промежуток времени, свою энергию и свое изящество.
Все вышеизложенное дает нам право относиться с пренебрежением к противоречивым и, быть может, преднамеренным искажениям, с помощью которых иные старались ослаблять, а иные преувеличивать угнетения, вынесенные под управлением Меровингов жившими в Галлии римлянами. Завоеватели никогда не издавали никакого всеобщего эдикта о рабстве или о конфискации; но выродившиеся туземцы, прикрывавшие свое слабодушие благовидными названиями благовоспитанности и миролюбия, были вынуждены подчиняться оружию и законам свирепых варваров, относившихся с презрительным пренебрежением и к их собственности, и к их свободе, и к их личной безопасности. Эти правонарушения не были повсеместными и совершались без всякой системы, и большинство римлян пережило этот переворот, сохранив за собою и отличительные особенности, и привилегии граждан. Значительная часть их земель была отобрана в пользу франков, но та, которая у них осталась, была освобождена от всяких налогов, и та же самая грубая сила, которая уничтожила в Галлии все, что принадлежало к сфере искусств и промышленности, уничтожила и сопряженную с большими расходами систему императорского деспотизма.
Провинциальным жителям, без сомнения, нередко приходилось тяготиться варварской юриспруденцией Салических или Рипуарских законов; но в своей частной жизни, в том, что касалось браков, завещаний и наследств, они по-прежнему руководствовались Кодексом Феодосия, и недовольный своим положением римлянин мог без всяких помех возвышаться или нисходить до названия и положения варвара.
Высшие государственные отличия были доступны для его честолюбия: по своему образованию и характеру римляне были в особенности годны для гражданской службы, а лишь только соревнование снова разожгло в них воинственный пыл, им было дозволено становиться не только в рядах, но даже во главе победоносных германцев. Я не берусь перечислять полководцев и высших должностных лиц, имена которых свидетельствуют о великодушной политике Меровингов. Три римлянина занимали один вслед за другим должность высшего начальника Бургундии с титулом Патрициев, а последний из них и самый влиятельный, по имени Муммол, то спасавший, то ставивший в опасное положение монархию, заместил своего отца в должности графа Отенского и оставил после смерти сокровище из тридцати талантов золота и двухсот пятидесяти талантов серебра. Свирепые и необразованные варвары не допускались, в течение многих поколений, ни на церковные должности ни даже в духовное звание. Галльское духовенство состояло почти исключительно из туземных провинциальных жителей; высокомерные франки преклонялись к стопам своих подданных, украшенных епископскими титулами, и суеверие мало-помалу возвратило этим епископам влияние и богатства, уничтоженные войной. Во всех светских делах Кодекс Феодосия служил законом для духовенства, но варварская юриспруденция заботливо оберегала его личную безопасность: поддьякон оценивался наравне с двумя франками; antrustion и священник считались равноценными, а жизнь епископа ценилась гораздо выше, чем чья-либо другая, - в девятьсот золотых монет. Римляне сообщали своим завоевателям знакомство с христианской религией и с латинским языком; но и их язык, и их религия уже утратили безыскусственную чистоту, которой отличались в эпоху Августа и во времена апостолов. Успехи суеверий и варварства были быстры и повсеместны; поклонение святым скрывало Бога христиан от глаз толпы, а грубый язык крестьян и солдат исказился под влиянием тевтонского языка и тевтонского произношения. Тем не менее эти религиозные и социальные узы искоренили различия, основанные на правах происхождения и победы, и жившие в Галлии племена мало-помалу слились в один народ под именем и под управлением франков.
После того как франки слились со своими галльскими подданными в одно целое, они могли бы наделить этих последних самым ценным из всех даров - духом и системой конституционной свободы. Под управлением наследственных, но облеченных ограниченной властью королей вожди и министры могли бы собираться на совещания в Париже, во дворце Цезарей; на соседнем поле, на котором императоры делали смотры своим легионам из наемников, было достаточно места для законодательного собрания, составленного из граждан и воинов, а этот грубый, набросанный в лесах Германии, модель мог бы быть исправлен и улучшен гражданской мудростью римлян. Но обеспеченные в своей личной независимости, беззаботные варвары пренебрегали трудами управления: ежегодно происходившие в марте месяце народные собрания незаметным образом вышли из обыкновения, и завоевание Галлии почти совершенно уничтожило этническое единство победителей. Монархия осталась без всякой правильной организации правосудия, военных сил и финансов. У преемников Хлодвига не было достаточно энергии или силы, чтобы воспользоваться законодательной и исполнительной властью, от которой отказывался народ: королевские прерогативы отличались только более широкой привилегией грабежа и убийств, и любовь к свободе, которую так часто разжигало и унижало личное честолюбие, была низведена между своевольными франками до презрения к общественному порядку и до стремления к безнаказанности. Через семьдесят пять лет после смерти Хлодвига его внук, бургундский король Гонтран, послал армию для завоевания готских владений в Септимании или Лангедоке. В надежде грабежа к ней присоединились войска из Бургундии, Берри, Оверни и из соседних местностей. Она подвигалась вперед без всякой дисциплины под знаменами германских или галльских графов; ее нападения были слабы и неудачны, но она опустошала с неразборчивой яростью и союзные, и неприятельские провинции. Поля, засеянные хлебом, селения и даже церкви предавались пламени; жителей или убивали, или уводили в плен, а во время беспорядочного отступления пять тысяч этих бесчеловечных дикарей погибли от голода или от внутренних раздоров. Когда благочестивый Гонтран стал упрекать вождей за их ошибки или небрежность и пригрозил, что подвергнет их наказанию не по судебному приговору, а немедленно и по собственному произволу, они стали оправдывать себя всеобщей и неизлечимой нравственной испорченностью народа. "Никто, - говорили они, - не боится и не уважает ни своего короля, ни своего герцога или графа. Каждый хочет делать зло и, не стесняясь, удовлетворять свои преступные наклонности. Самое легкое исправительное наказание немедленно вызывает мятеж, а тот опрометчивый начальник, который вздумал бы порицать или сдерживать своих непослушных подчиненных, едва ли уберег бы свою жизнь от их мстительности". Той же самой нации было суждено доказать на ее пороках, до каких отвратительных крайностей может доходить злоупотребление свободой; ей же было суждено возместить утрату этой свободы теми чувствами чести и человеколюбия, которые в настоящее время смягчают и облагораживают ее покорность абсолютному монарху.