Вестготы уступили Хлодвигу большую часть своих владений в Галлии: но эта потеря была с избытком вознаграждена легким завоеванием испанских провинций и спокойным обладанием этими провинциями. Современные нам испанцы находят некоторое удовлетворение для своего национального тщеславия в могуществе готской монархии, скоро присоединившей к себе и Свевское королевство Галицию; но историка Римской империи ничто не побуждает и не обязывает рыться в их малоинтересных летописях.
Жившие в Испании готы были отделены от остального человеческого рода высокой цепью Пиренейских гор, а их нравы и учреждения, в том, что они имеют общего с германскими племенами, уже были нами описаны. В предыдущей главе я уже рассказал о самых важных событиях их церковной истории - о падении арианства и о преследовании евреев; мне остается только изложить некоторые интересные подробности касательно гражданской и церковной конституции Испанского королевства.
После того как франки и вестготы отказались и от идолопоклонства, и от арианской ереси, они изъявили готовность усвоить с одинаковой покорностью и присущий суеверию вред, и доставляемые им случайные выгоды. Но еще задолго перед тем, как пресекся род Меровингов, французские прелаты переродились в воинственных и страстно любивших охоту варваров. Они пренебрегали старинным обыкновением созывать соборы, не соблюдали правил воздержания и целомудрия и, вместо того чтобы заботиться об общих интересах духовенства, старались удовлетворять свое личное честолюбие и склонность к роскоши. Напротив того, испанские епископы и уважали сами себя, и были уважаемы народом; их неразрывное единодушие прикрывало их пороки и укрепляло их влияние, а правила церковного благочиния вносили и в управление государством спокойствие, порядок и устойчивость. Со вступления на престол первого католического короля Рекареда до восшествия на престол непосредственного предместника несчастного Родериха, Витицы, было созвано шестнадцать национальных соборов. Шесть митрополитов, Толедский, Севильский, Меридский, Брагский, Таррагонский и Нарбоннский, председательствовали по порядку старшинства; собрание состояло из их викарных епископов, которые или являлись лично, или присылали вместо себя уполномоченных; сверх того отводилось одно место для самого благочестивого или для самого богатого из испанских аббатов. В первые три дня, когда обсуждались церковные вопросы о догматах и благочинии, мирян не пускали в залу заседаний, которые тем не менее велись с приличной торжественностью. Но утром четвертого дня двери растворялись перед высшими дворцовыми сановниками, провинциальными герцогами и графами, городскими судьями и готскими дворянами, и декреты Небес подкреплялись одобрением народа. Те же правила соблюдались на ежегодно собиравшихся провинциальных соборах, которые имели право выслушивать жалобы и исправлять злоупотребления; таким образом, легальное правительство находило опору в преобладающем влиянии испанского духовенства. Епископы, готовые при всяком перевороте льстить победителю и давить побежденных, усердно и с успехом старались раздувать пламя религиозных гонений и ставить митру выше короны. Однако на национальных Толедских соборах, на которых епископская политика сдерживала и направляла вольнодумство варваров, были утверждены некоторые благоразумные законы, одинаково полезные и для короля, и для народа. Вакантный престол замещался по выбору епископов и палатинов, а когда пресекся род Аллариха, право на королевское звание было предоставлено одним чистокровным готам. Духовенство, помазывавшее своего законного государя на царство, всегда рекомендовало и само иногда исполняло на деле долг вернопод-данничества, а церковные кары грозили обрушиться на тех нечестивых подданных, которые стали бы оказывать сопротивление его власти, стали бы составлять заговоры против его жизни или оскорбили бы непристойной связью целомудрие даже его вдовы. Но и сам монарх при вступлении на престол связывал себя клятвой перед Богом и перед народом, что будет верно исполнять возложенные на него важные обязанности. Действительные или мнимые ошибки его управления подвергались контролю могущественной аристократии, а епископов и палатинов охраняла важная привилегия, что их нельзя было подвергать ни разжалованию, ни тюремному заключению, ни пытке, ни смертной казни, ни ссылке, ни конфискации их имуществ иначе как по независимому и публичному судебному приговору, постановленному их пэрами.
Один из этих Толедских соборов рассмотрел и утвердил кодекс законов, который мало-помалу составляли готские короли, начиная со свирепого Эврика и кончая благочестивым Эгикой. Пока сами вестготы довольствовались грубыми обычаями своих предков, они не мешали своим аквитанским и испанским подданным жить по римским законам. Их успехи в искусствах, в политике и в конце концов в религии побудили их отменить эти иноземные постановления и по образцу этих последних составить кодекс гражданских и уголовных законов, годный для великого народа, соединившегося под одной правительственной властью. Всем народам испанской монархии были даны одинаковые права, и на всех их наложены одинаковые обязанности, а завоеватели, мало-помалу отучавшиеся от тевтонского языка, сами подчинились требованиям справедливости и возвысили римлян до пользования общей свободой. Положение, в котором находилась Испания под управлением вестготов, еще увеличивало достоинства такой беспристрастной политики. Провинциальных жителей уже давно оттолкнуло от их арианских государей непримиримое различие религиозных верований. После того как обращение Рекареда в православие успокоило совесть католиков, берега и океана, и Средиземного моря все еще оставались во власти восточных императоров, которые втайне подстрекали недовольное население сбросить с себя иго варваров и отстоять достоинство римских граждан. Конечно, ничто так не упрочивает колеблющуюся преданность подданных, как их собственное убеждение, что от восстания они рискуют потерять более того, что могли бы выиграть от государственного переворота; но всегда казалось столь естественным угнетать тех, кого мы ненавидим или боимся, что противоположная система управления вполне достойна похвалы за мудрость и умеренность.
В то время как франки и вестготы упрочивали свое владычество над Галлией и Испанией, саксы совершали завоевание третьего великого диоцеза Западной префектуры - Британии. Так как Британия уже была в ту пору отделена от Римской империи, то я мог бы, не вызывая упреков, уклониться от описания ее прошлого, которое так хорошо знакомо самым необразованным из моих читателей и так темно для самых ученых. Саксы, так хорошо владевшие веслом и боевой секирой, вовсе не были знакомы с тем искусством, которое одно только и могло бы увековечить славу их подвигов; провинциальные жители, снова погрузившись в варварство, не позаботились описать гибель своей родины, а когда римские миссионеры озарили их светом знаний и христианства, их темные предания уже успели почти совершенно заглохнуть. Декламации Гильда, отрывки из сочинений или вымыслы Ненния, неясные намеки саксонских законов и хроник и религиозные сказки почтенного Беды были с тщанием собраны, а иногда и украшены фантазией позднейших писателей, произведения которых я не намерен ни критически разбирать, ни принимать за руководство. Однако со стороны историка Римской империи естественно желание следить за происходившими в римской провинции переворотами, пока он не потеряет их из виду, а со стороны англичанина естественно желание описать, как утвердились в Британии варвары, от которых он ведет свое имя, свои законы и, быть может, даже свое происхождение.
Почти через сорок лет после того, как прекратилось владычество римлян, Вортигерн, как кажется, достиг верховной, хотя и непрочной, власти над британскими князьями и городами. Этого несчастного монарха почти все единогласно обвиняли за его малодушную и вредную политику, побудившую его призвать грозных иноземцев для того, чтобы при помощи их отражать нашествия внутренних врагов. Самые серьезные историки рассказывают, что послы от Вортигерна отправились к берегам Германии, что они обратились с трогательной речью к общему собранию саксов и что эти воинственные варвары решились помочь флотом и армией просителям с отдаленного и незнакомого им острова. Если бы Британия действительно была совершенно незнакома саксам, то чаша испытанных ею бедствий была бы менее полна. Но римское правительство не было в состоянии постоянно охранять эту приморскую провинцию от германских пиратов; самостоятельные и разрозненные мелкие государства, на которые она распалась, часто подвергались нападениям этих хищников, а саксы со своей стороны, вероятно, иногда вступали в формальные союзы или в тайные соглашения с скотами и пиктами с целью грабежа и опустошения. Вортигерн мог только делать выбор между многоразличными опасностями, со всех сторон грозившими его престолу и его народу, и едва ли было бы справедливо обвинять этого монарха в том, что он предпочел соглашение с теми варварами, которые были всех сильнее на море и потому были всех опаснее в качестве врагов и всех полезнее в качестве союзников. В то время как Генгист и Горса плыли с тремя кораблями вдоль восточного берега, их склонили обещанием большого жалованья принять участие в обороне Британии и, благодаря своей неустрашимости, они скоро избавили эту страну от вторжений каледонцев. Этим германским союзникам был отведен для поселения безопасный и плодородный остров Танет, и они были в изобилии снабжены, согласно договору, одеждой и съестными припасами. Этот любезный прием привлек еще пять тысяч воинов, прибывших вместе со своими семействами на семнадцати кораблях, и зарождавшееся влияние Генгиста усилилось благодаря столь значительным подкреплениям. Хитрый варвар убедил Вортигерна, что для него было бы очень выгодно завести в соседстве с пиктами колонию верных союзников - и третий флот из сорока кораблей, отплывший из Германии под предводительством сына и племянника Генгиста, опустошил Оркадские острова и высадил новую армию на берегах Нортумберланда или Лотия, на противоположной оконечности доставшейся им в добычу страны. Нетрудно было предвидеть, к каким это приведет пагубным последствиям, но не было возможности их предотвратить. Взаимное недоверие скоро возбудило раздоры между двумя народами и довело их до взаимного ожесточения.