После того как были впервые изобретены механические искусства, эти неоценимые дары были распространены между дикарями Старого и Нового Света при помощи войн, торговли и религиозного усердия; затем они постоянно все более и более распространялись, и не могут быть никогда утрачены. Поэтому мы можем прийти к тому приятному заключению, что с каждым веком увеличивались и до сих пор увеличиваются материальные богатства, благосостояние, знания и, может быть, добродетели человеческого рода.
Пятидесятилетний промежуток времени между падением римского владычества на Западе и достопамятным царствованием Юстиниана лишь слегка отмечен негромкими именами и неполными летописями Зенона, Анастасия и Юстина, вступавших один за другим на константинопольский престол. В тот же период времени Италия ожила и расцвела под управлением готского короля, который был бы достоин того, чтобы ему поставили статую наряду с лучшими и самыми благородными из древних римлян.
Остгот Теодорих, происходивший в четырнадцатом колене от царственного рода Амалиев, родился неподалеку от Вены, через два года после смерти Аттилы. Победа, одержанная незадолго перед тем остготами, восстановила их независимость, и три брата Валамир, Феодемир и Видимир, сообща управлявшие этим воинственным народом, жили отдельно друг от друга в плодородной, хотя и опустошенной, Паннонийской провинции. Гунны все еще искали случая наказать этих возмутившихся подданных, но их опрометчивое нападение было отражено военными силами одного Валамира, а известие об этой победе было получено в отдаленном лагере Феодемира в ту счастливую для него минуту, когда его любимая наложница разрешилась от бремени сыном, который должен был наследовать своему отцу. Когда Теодориху было восемь лет, его отец неохотно расстался с ним ради общей пользы, отдав его в качестве заложника за соблюдение мирного договора, который был куплен восточным императором Львом ценой ежегодной субсидии в триста фунтов золота. Царственный заложник был воспитан в Константинополе с нежной заботливостью. Его тело было приучено ко всем военным упражнениям, а его ум развился от привычки проводить время в обществе образованных людей; он посещал школы самых искусных преподавателей, но гнушался или пренебрегал греческими искусствами и до такой степени всегда оставался несведущим в начальных основах знания, что подпись безграмотного короля Италии обозначалась лишь грубыми условными знаками. Когда он достиг восемнадцатилетнего возраста, император возвратил его остготам в надежде, что этим актом великодушия и доверия приобретет их расположение. Валамир пал в сражении; младший из трех братьев, Видимир, направился во главе варварской армии в Италию и в Галлию, и весь народ признал своим королем Теодорихова отца. Его свирепые подданные восхищались физической силой и осанкой своего юного принца, который скоро доказал им, что он не утратил мужества своих предков. Он тайно вышел из лагеря во главе шести тысяч волонтеров и отправился искать приключений; спустившись по Дунаю до Сингидуна или Белграда, он скоро возвратился к отцу с добычей, собранной во владениях одного сарматского короля, которого он победил и убил. Впрочем, триумфы этого рода доставляли лишь славу, а непобедимые остготы были доведены до крайне стесненного положения тем, что нуждались и в одежде, и в пище. Они единодушно решились покинуть свои лагерные стоянки в Паннонии и смело проникнуть в теплые и богатые страны, окружавшие Византию, которая уже содержала в чести и в достатке несколько отрядов союзных готов. Когда неприязненные действия остготов убедили императора, что эти варвары могут быть опасными или по меньшей мере беспокойными врагами, он купил дорогой ценой их преданность; они приняли в подарок земли и деньги, и им была поручена защита Нижнего Дуная под начальством Теодориха, вступившего после смерти отца на наследственный престол Амалиев.
Герой, который вел свое происхождение от царского рода, должен был питать презрение к незнатному исавру, который был возведен на императорский престол, несмотря на то, что не имел никаких - ни умственных, ни физических - достоинств, не имел преимуществ царского происхождения и не отличался никакими выдающимися дарованиями. После пресечения Феодосиева рода выбор Пульхерии и сената мог быть в некоторой степени оправдан личными достоинствами Маркиана и Льва; но последний из этих императоров упрочил и опозорил свое царствование вероломным умерщвлением Аспара и его сыновей, которые слишком настойчиво требовали от него изъявлений признательности и покорности. Льву наследовал в звании восточного императора его малолетний внук, сын его дочери Ариадны, а муж Ариадны счастливый исавр Траскалиссей переменил свое варварское прозвище на греческое имя Зенон. После смерти своего тестя Льва он приближался к трону своего сына с притворным благоговением, смиренно принял за особую милость второй пост в империи и вскоре вслед за тем навлек на себя общие подозрения вследствие внезапной и преждевременной смерти его юного соправителя, жизнь которого уже не могла содействовать удовлетворению его честолюбия. В Константинопольском дворце господствовало влияние женщин и бушевали женские страсти; вдова Льва Верина, смотревшая на империю как на свою собственность, постановила приговор о низложении недостойного и неблагодарного слуги, который был обязан одной ей скипетром Востока. Лишь только до Зенона дошли слухи о восстании, он торопливо спасся бегством в горы Исаврии, а раболепный сенат единогласно провозгласил императором брата Верины Василиска, уже обесславившего себя африканской экспедицией. Но царствование узурпатора было и непродолжительно, и беспокойно. Василиск имел неосторожность умертвить любовника своей сестры и осмелился оскорбить любовника своей жены, тщеславного и наглого Гармация, который, живя среди азиатской роскоши, старался подражать Ахиллесу в манере одеваться и себя держать и даже присвоил себе его имя. Вследствие составленного недовольными заговора Зенон был вызван из изгнания; измена отдала в его руки и армию, и столицу, и особу Василиска, и все семейство этого последнего было осуждено на продолжительные страдания от холода и голода по воле безжалостного победителя, у которого не было достаточно мужества ни для того, чтобы вступать в борьбу с врагами, ни для того, чтобы прощать их. Впрочем, высокомерная Верина по-прежнему не была способна подчиниться чужой власти и жить в покое. Своими происками она восстановила против императора одного из его любимых полководцев, и, лишь только этот полководец впал в немилость, она назначила нового императора над Сирией и Египтом, набрала семидесятитысячную армию и до конца своей жизни поддерживала бесплодное восстание, которое, по обыкновению того времени, было предсказано христианскими пустынниками и языческими колдунами. В то время как страсти Верины волновали Восток, ее дочь Ариадна отличалась женскими добродетелями - кротостью и супружеской верностью; она сопровождала мужа в изгнание и, когда он снова вступил на престол, вымолила у него прощение для своей матери. После смерти Зенона, дочь, мать и вдова императора - Ариадна -отдала свою руку вместе с императорским титулом престарелому дворцовому служителю Анастасию, который пережил свое возвышение двадцатью семью с лишним годами и о характере которого свидетельствовали возгласы народа: "Царствуйте так же, как вы до сих пор жили!"
Зенон щедро награждал короля остготов всем, чего можно ожидать от страха или от милостивого расположения - и званиями патриция и консула, и главным начальством над Палатинскими войсками, и конной статуей, и несколькими тысячами фунтов золота и серебра, и названием сына, и обещанием богатой и знатной невесты. Пока Теодорих соглашался быть слугою, он с мужеством и с преданностью вступался за интересы своего благодетеля; его быстрое выступление в поход способствовало тому, что Зенон снова вступил на престол, а во время вторичного восстания так называемые валамиры преследовали и теснили азиатских мятежников так, что императорским войскам нетрудно было одержать решительную победу. Но этот верный слуга внезапно превратился в грозного врага, разливавшего пламя войны от Константинополя до Адриатического моря; много цветущих городов было обращено в груды пепла, а земледельческие занятия во Фракии почти совершенно прекратились от жестокосердия готов, отрезавших у взятых в плен крестьян правую руку, которая управляет плугом. По этому поводу на Теодориха сыпались громкие и, по-видимому, основательные упреки в измене, неблагодарности и ненасытной алчности - упреки, в которых могли служить оправданием лишь трудности его положения. Он царствовал не как монарх, а как уполномоченный свирепого народа, который не утратил в рабстве своего мужества и который был раздражен действительными или мнимыми оскорблениями. Бедность готов была неизлечима, потому что они скоро истрачивали на пустую роскошь самые щедрые подарки и оставляли невозделанными самые плодоносные земли; они презирали трудолюбивых провинциальных жителей и в то же время завидовали им, а когда у остгота не было, чем кормиться, он по старому обыкновению прибегал к войне и к грабежу. Теодорих желал (по крайней мере он сам это заявил) жить в спокойствии, неизвестности и покорности на границах Скифии до тех пор, пока византийский двор не склонил его, при помощи блестящих и обманчивых обещаний, напасть на одно союзное племя готов, принявшее сторону Василиска. Он выступил в поход из своего лагеря в Мизии, полагаясь на формальное уверение, что, прежде чем он достигнет Адрианополя, ему доставят большой обоз со съестными припасами и подкрепления из восьми тысяч всадников и тридцати тысяч пехотинцев, а стоявшие лагерем в Гераклее азиатские легионы будут содействовать его военным операциям. Взаимное недоверие помешало исполнению этого плана. Продвигаясь внутрь Фракии, сын Феодемира находил негостеприимную пустыню, а следовавшие за ним готы, стесненные в своих движениях множеством лошадей, мулов и повозок, заблудились среди утесов и пропастей горы Сондис, куда их завели вероломные проводники; там им пришлось выдерживать нападения и выслушивать оскорбительные упреки Триариева сына Теодориха. Этот лукавый соперник короля остготов обратился с высоты соседнего холма к валамирам с речью, в которой клеймил их вождя оскорбительными названиями мальчишки, безумца, клятвопреступного изменника и врага своего рода и своего племени. "Разве вам неизвестно, - восклицал сын Триария, - что политика римлян всегда стремилась к тому, чтобы истреблять готов одних другими? Разве вы не понимаете, что на того из нас, который выйдет победителем из этой противоестественной борьбы, обрушится, и поделом обрушится, их непримиримая ненависть? Где те воины, мои и твои одноплеменники, вдовы которых оплакивают утрату своих мужей, павших жертвами твоего безрассудного честолюбия? Где те сокровища, которыми обладали твои солдаты в то время, как, увлекшись твоими обещаниями, они впервые покинули свои жилища, чтобы стать под твое знамя? У каждого из них было в ту пору по три или по четыре коня; теперь они следуют за тобой по фракийским пустыням пешком, точно рабы; а ведь те храбрецы, которых ты соблазнил надеждой, что они будут отмеривать золото четвериками, такие же вольные и благородные люди, как и ты сам".