Жизнь Теодориха представляет редкий и достохвальный пример варвара, вложившего свой меч в ножны среди блеска побед и в полном цвете своих физических сил. Его тридцатитрехлетнее царствование было посвящено на дела гражданского управления, а войны, в которые он иногда по неволе вовлекался, оканчивались скоро или усилиями его полководцев, или дисциплиной его войск, или содействием его союзников, или страхом, который внушало его имя. Он подчинил строгой и правильной системе управления не доставлявшие никаких выгод страны - Рецию, Норик, Далмацию и Паннонию, от устьев Дуная и территории баварцев до маленького королевства, основанного гепидами на развалинах Сирмия. Его благоразумие не позволяло ему оставлять оплот Италии в руках таких слабых и буйных соседей, а его справедливость могла заявлять притязания на находившиеся под их гнетом земли или как на составную часть своего королевства, или как на отцовское наследие. Величие подданного, которого называли изменником потому, что его предприятие увенчалось успехом, возбудило зависть в императоре Анастасии, и на границе Дакии вспыхнула война вследствие того, что король готов оказал свое покровительство (таковы превратности человеческих судеб) одному из потомков Аттилы. Генерал Сабиниан, славившийся и своими личными заслугами, и заслугами своего отца, выступил в поход во главе десяти тысяч римлян, а съестные припасы и оружие, наполнявшие длинный ряд повозок, роздал самым диким между болгарскими племенами. Но на полях близ Марга восточная армия была разбита более малочисленной армией готов и гуннов; цвет и даже будущие надежды римских армий были безвозвратно уничтожены, а Теодорих приучил своих солдат к такой сдержанности, что богатая добыча, отбитая у неприятеля, лежала нетронутой у их ног до тех пор, пока их вождь не подал сигнала к грабежу. Раздраженный этой неудачей византийский двор отправил двести кораблей и восемь тысяч человек для опустошения берегов Калабрии и Апулии; эта армия осадила древний город Тарент, прекратила торговлю и земледелие в наслаждавшейся благоденствием стране и отплыла обратно к Геллеспонту, гордясь своей хищнической победой над жителями, которых она все еще считала своими римскими братьями. Это отступление, вероятно, было ускорено военными приготовлениями Теодориха; он окружил берега Италии флотом из тысячи легких судов, построенных с невероятной быстротой, и за свое мужество был скоро награжден прочным и почетным миром. Он поддерживал своей мощной рукой равновесие на Западе, пока оно не было нарушено честолюбием Хлодвига, и, хотя он не был в состоянии оказать помощь своему опрометчивому и несчастному родственнику, королю вестготов, он спас остатки его семейства и его народа и остановил франков в их победоносном наступлении. Я не намерен ни входить в новые подробности об этих военных событиях, ни повторять старые, так как это всего менее интересные события Теодорихова царствования; я ограничусь упоминанием о том, что алеманны прибегали к его покровительству, что он строго наказал бургундов, осмелившихся вторгнуться в его владения, и что взятие Арля и Марселя открыло ему свободное сообщение с вестготами, которые уважали в его лице и своего национального покровителя, и опекуна над его внуком, малолетним сыном Алариха. Под этим почтенным титулом король Италии восстановил в Галлии преторианскую префектуру, уничтожил в Испании некоторые злоупотребления гражданских властей и принял ежегодную дань и выражения придворной покорности от местного военного губернатора, благоразумно отказавшегося прибыть в Равеннский дворец, где его жизнь не была бы в безопасности. Владычество готов утвердилось от Сицилии до Дуная, от Сирмия или Белграда до Атлантического океана, и сами греки признавали, что Теодорих царствовал над лучшей частью Западной империи.
Дружные усилия готов и римлян могли бы надолго упрочить благоденствие, которым наслаждалась в ту пору Италия, а отличительные достоинства тех и других могли бы, при взаимном соревновании, мало-помалу создать из свободных граждан и просвещенных воинов новый народ, который был бы первой из всех наций. Но высокая заслуга исполнения или подготовки такого переворота не была уделом Теодорихова царствования; ему недоставало или дарований законодателя, или благоприятных условий для законодательной деятельности, и, между тем как он позволял готам наслаждаться их грубой свободой, он рабски подражал учреждениям и даже злоупотреблениям политической системы, введенной Константином и его преемниками. Из деликатного уважения к старым и уже почти совершенно заглохшим римским предрассудкам он, в качестве монарха варварского происхождения, отказался от титула, багряницы и диадемы императоров, но присвоил себе, вместе с наследственным титулом короля, прерогативы императоров во всей их сущности и полноте. Его послания к восточному императору были почтительны и двусмысленны; он напыщенным слогом восхвалял гармонию между двумя республиками, превозносил свою собственную систему управления, которая, по своему сходству с системой, введенной на Востоке, упрочивала единство и нераздельность империи, и требовал для себя такого же первенства над всеми царствовавшими на земле королями, какое он скромно признавал за личностью или рангом Анастасия. О единстве Востока с Западом ежегодно свидетельствовали их правители тем, что избирали с общего согласия двух консулов; но назначавшийся по выбору Теодориха италийский кандидат, как кажется, утверждался в своем звании Константинопольским монархом. Равеннский дворец, в котором жил король готов, был верным отражением того, как был организован двор Феодосия или Валентиниана. Преторианский префект, римский префект, квестор, государственный министр (Magister Officiorum), государственный казначей и личный государев казначей, обязанности которого ритор Кассиодор описал такими блестящими красками, - все эти должностные лица по-прежнему пользовались властью министров. Считавшиеся менее важными заботы об отправлении правосудия и о финансовом управлении лежали на семи консулярах, трех корректорах и пяти президентах, которые в управлении пятнадцатью италийскими округами придерживались принципов и даже форм римской юриспруденции. Медленность судебной процедуры сдерживала запальчивость завоевателя или делала ее безвредной; обязанности гражданского управления, вместе со своими почетными отличиями и денежными окладами, возлагались исключительно на италийских уроженцев, а местное население сохраняло свою национальную одежду и язык, свои законы и нравы, свою личную свободу и две трети своей земельной собственности. Август старался сделать незаметным введение монархической формы правления, а политика Теодориха склонялась к тому, чтобы заставить забыть, что престол был занят варваром. Если его подданные иногда пробуждались из своего сладкого заблуждения, будто живут под римским управлением, то они еще более ценили достоинства готского монарха, который имел достаточно прозорливости, чтобы понимать, в чем заключаются и его собственные интересы, и интересы его подданных, и достаточно твердости, чтобы их отстаивать. Теодорих ценил в других добродетели, которыми сам был одарен, и дарования, которых сам не имел. Либерий был возведен в звание преторианского префекта за свою непоколебимую преданность несчастному Одоакру. Теодориховы министры Кассиодор и Боэций озарили его царствование блеском своего гения и учености. Кассиодор, будучи более благоразумен или более счастлив, чем его сотоварищ, умел сохранить милостивое расположение короля, не изменяя своим собственным убеждениям, и после тридцати лет, проведенных в наслаждении мирскими почестями, спокойно провел столько же лет в Сцилацее, занимаясь в своем уединении делами благочестия и учеными трудами.
В качестве протектора республики, король готов должен был, и из личных интересов, и по чувству долга, стараться расположить к себе и сенат, и народ. Римскую знать он пленял теми же звучными эпитетами и почтительными выражениями, которые когда-то более уместно расточались ее достойным и влиятельным предкам. Народ наслаждался, без всякого страха или опасения, тремя благами, которые обыкновенно выпадают на долю столичного населения, - порядком, достатком и общественными удовольствиями. Что число этого населения уменьшилось, было ясно видно из размера королевских щедрот; тем не менее Апулия, Калабрия и Сицилия наполняли римские житницы продуктами своих жатв; бедным гражданам раздавали в установленном количестве хлеб и мясо, и всякая должность, учрежденная для попечения об их здоровье и благосостоянии, считалась почетной. Публичные зрелища, достаточно блестящие для того, чтобы один греческий посол мог из вежливости отозваться о них с похвалой, представляли бледную и слабую копию с тех великолепных зрелищ, которые устраивались Цезарями; впрочем, искусства музыкальное, гимнастическое и пантомимное еще не были преданы полному забвению; африканские дикие звери еще доставляли бойцам случай выказывать в амфитеатре их мужество и ловкость, а снисходительный гот или терпеливо выносил, или мягко сдерживал вражду между политическими партиями синих и зеленых, которые так часто предавались в цирке бесчинствам, доходившим до пролития крови. На седьмом году своего мирного царствования Теодорих посетил древнюю столицу мира; сенат и народ вышли в торжественной процессии навстречу монарху, в лице которого они приветствовали второго Траяна и нового Валентиниана, а он, со своей стороны, благородно оправдал такое сравнение, не побоявшись произнести публичную речь, в которой обещал справедливое и основанное на законах управление и содержание которой он приказал вырезать на бронзовой доске. Во время этой внушительной церемонии Рим осветился последними лучами своей угасавшей славы, а благочестивая фантазия святого, который был очевидцем этой великолепной сцены, могла успокоиться лишь на той мысли, что это великолепие будет превзойдено небесной пышностью Нового Иерусалима. Во время своего шестимесячного пребывания в Риме король готов приводил римлян в восторг блеском своей славы, своими личными достоинствами и обходительностью и осматривал уцелевшие памятники их прежнего величия с удивлением, которое было так же велико, как и его любопытство. Он ступил ногой завоевателя на вершину Капитолийского холма и откровенно сознался, что каждый день смотрит с новым удивлением на форум Траяна и на его величественную колонну. Театр Помпея даже в своем разрушении казался ему громадной горой, раскопанной, отделанной и украшенной человеческим трудолюбием, а глядя на колоссальный амфитеатр Тита, он рассчитывал, что нужно было исчерпать целую реку золота, чтобы воздвигнуть такое здание. Четырнадцать водопроводов в изобилии снабжали все части города чистой водой; в том числе Клавдиев водопровод, начинавшийся в Сабинских горах на расстоянии тридцати восьми миль от города, достигал вершины Авентинского холма по легкой покатости под сводом из прочно построенных арок. Длинные и просторные своды, которые были выстроены вместо водосточных труб, существовали, по прошествии двенадцати столетий, в своей первоначальной прочности, и подземные каналы Рима многими предпочитались всем его бросающимся в глаза чудесам. Готские короли, которых так неосновательно обвиняли в разрушении древних сооружений, заботились о сохранении памятников покоренного ими народа. Они издавали эдикты с целью воспрепятствовать злоупотреблениям, небрежности и хищничеству со стороны самих граждан, возложили постоянную заботу о поддержании городских стен и публичных зданий на особого архитектора и назначали ежегодно на этот предмет сумму в двести фунтов золота, двадцать пять тысяч кирпичей и доход с таможни Лукринского порта. С такой же заботливостью относились они к металлическим и мраморным изображениям людей и животных. Варвары восхищались пылом тех коней, которые дали Квириналу его теперешнее название; они с большим тщанием реставрировали бронзовых слонов на Via sacra; знаменитая телка работы скульптора Мирона по-прежнему вводила в заблуждение коров, проходивших по площади Миpa, и на особого чиновника была возложена обязанность охранять произведения искусства, составлявшие, по мнению Теодориха, самое благородное украшение его владений.