Из этого факта и из других ему подобных, несомненно явствует, что лангобарды имели право выбирать своего монарха, но что у них было достаточно здравого смысла, чтобы воздерживаться от частного пользования этой опасной привилегией. Источником государственных доходов были возделанные земли и отправление правосудия. Когда самостоятельные герцоги изъявили свое согласие на то, чтобы Автари вступил на престол своего отца, они уделили по меньшей мере половину своих доходов на покрытие королевских расходов. Самая гордая знать искала чести служительских должностей при особе своего государя; он награждал преданность своих вассалов по своему усмотрению денежными пенсиями и бенефициями и старался загладить бедствия войны основанием богатых монастырей и церквей. Он исполнял обязанности судьи в мирное время и обязанности главнокомандующего во время войны, но никогда не присваивал себе прав единственного и самовластного законодателя. Король Италии созывал народные собрания в Павийском дворце или, всего вероятнее, на полях вблизи от столицы; его высший совет состоял из лиц самого знатного происхождения и самого высокого звания; но законная сила и исполнение их постановлений зависели от одобрения верного народа и счастливой армии лангобардов. Лет через восемьдесят после завоевания Италии их традиционные обычаи были записаны на тевтонском латинском языке и утверждены согласием монарха и народа; при этом были введены некоторые новые постановления, соответствующие их новому положению; примеру Ротари следовали самые мудрые из его преемников, и из всех варварских кодексов законы лангобардов считались менее всех несовершенными. Находя в своем мужестве достаточное обеспечение для своей свободы, эти грубые и легкомысленные законодатели не были способны уравновешивать законное влияние различных органов верховной власти или обсуждать замысловатые теории государственного управления. Преступления, направленные против жизни государя или против безопасности государства, они признали достойными смертной казни; но их внимание было главным образом сосредоточено на охране личности и собственности подданных. Согласно со странной юриспруденцией того времени, преступное пролитие крови могло быть искуплено денежной пеней; впрочем, огромная пеня в девятьсот золотых монет, назначенная за убийство простого гражданина, доказывает, как высоко ценилась человеческая жизнь. Менее отвратительные преступления — нанесение раны, перелом кости, удар, оскорбительное слово — были оценены с самой тщательной и доходившей до смешного точностью, и законодатель поддерживал позорное обыкновение променивать честь и мщение на денежное вознаграждение. Невежество лангобардов, и до и после их обращения в христианство, внушало им слепую веру в коварные и вредные проделки колдунов; но судьи семнадцатого столетия могли бы найти полезное поучение и заслуженное порицание в мудрых законах Ротари, который насмехался над этими нелепыми суевериями и оказывал покровительство несчастным жертвам народной или судейской жестокости. Такую же мудрость законодателя, стоящего выше своего века и умственного развития своей страны, мы находим у Лиутпранда, который, хотя и допускал, но подвергал наказаниям нечестное и застарелое обыкновение драться на поединках и замечал, по собственному опыту, что над самым справедливым делом нередко брали верх удача и сила. Каковы бы ни были достоинства, усматриваемые нами в лангобардских законах, они во всяком случае были неподдельным плодом здравого смысла варваров, которые никогда не допускали итальянских епископов к участию в своих законодательных собраниях. Но целый ряд их королей отличался добродетелями и дарованиями; описанные в их летописях смуты прерывались длинными промежутками спокойствия, порядка и внутреннего благоденствия, и италийцы пользовались таким мягким и справедливым управлением, какого не знало ни одно из королевств, основанных на развалинах Западной империи.