В то время как персидский монарх созерцал чудеса, созданные его искусством и могуществом, он получил от одного незнатного жителя Мекки послание с приглашением признать Мухаммеда за ниспосланного Богом пророка. Он отверг приглашение и разорвал послание. "Точно так,—воскликнул арабский пророк,—Бог разорвет на части царство Хосрова и отвергнет его мольбы". Живя неподалеку от границ двух великих восточных империй, Мухаммед с тайной радостью следил за тем, как они взаимно разрушали одна другую, и в самую пору персидских триумфов осмелился предсказать, что по прошествии немногих лет победа снова перейдет под знамя римлян.
В то время, когда, как рассказывают, было сделано это предсказание, трудно было поверить, чтобы оно могло когда-либо осуществиться, так как первые двенадцать лет Ираклиева царствования были таковы, что можно было ожидать скорого распада империи. Если бы мотивы, которыми руководствовался Хосров, были бескорыстны и честны, он прекратил бы войну со смертью Фоки и стал бы считать за самого надежного из своих союзников того счастливого африканца, который так благородно отомстил за смерть его благодетеля Маврикия. Продолжение военных действий выказало характер варвара в настоящем свете, и он отвечал или презрительным молчанием, или наглыми угрозами на послания, в которых Ираклий взывал к его милосердию, умоляя его пощадить невинных, принять уплату дани и заключить мир. В то время как персы завоевывали Сирию, Египет и азиатские провинции, Европу, от пределов Истрии до длинной Фракийской стены, опустошали авары, еще не насытившиеся убийствами и грабежами во время своего нашествия на Италию. Они хладнокровно умертвили на священном поле Паннонии всех попавшихся им в плен мужчин; женщин и детей они обращали в рабство, а девушек из самых знатных семейств обрекали на удовлетворение сладострастия солдат. Влюбчивая Ро-мульда, отворившая перед аварами ворота Фриуля, провела непродолжительную ночь в объятиях своего царственного любовника; на следующую ночь ее принудили удовлетворить сладострастие двенадцати авар, а на третий день эту лангобардскую герцогиню посадили на кол на виду всего лагеря, и каган заметил с безжалостной усмешкой, что такой супруг был самой приличной наградой за ее распутство и вероломство. Эти непримиримые враги со всех сторон оскорбляли и теснили Ираклия так, что от Римской империи уцелели только стены Константинополя, остатки владений в Греции, Италии и Африке и несколько приморских городов на азиатском берегу между Тиром и Трапезунтом. После утраты Египта столица стала страдать от голода и от моровой язвы, а неспособный к сопротивлению и ниоткуда не ожидавший помощи император решился перенести свою резиденцию и центр управления в Карфаген, полагая, что там найдет более обеспеченную безопасность. Его корабли уже были нагружены вынесенными из дворца сокровищами; но его бегству воспрепятствовал патриарх, который для защиты своего отечества употребил в дело свою духовную власть, привел Ираклия к алтарю св. Софии и принудил его дать торжественную клятву, что будет жить и умрет среди того народа, который был вверен его попечениям самим Богом. Каган стоял лагерем на фракийских равнинах; но он скрывал свои коварные замыслы и пригласил императора на свидание вблизи от города Гераклеи. Их примирение было отпраздновано конными скачками; Сенат и народ присутствовали в самых богатых своих одеяниях на этом мирном празднике, а авары с завистью и жадностью поглядывали на эту выставку римской роскоши.