В течение двухсот лет Италия была неравномерно разделена между королевством лангобардов и Равеннским экзархатом. Снисходительность Юстиниана стала снова соединять в одном лице те должности и профессии, которые были отделены одна от другой недоверчивостью Константина, и во время упадка империи восемнадцать экзархов были один за другим облечены всеми остатками гражданской, военной и даже церковной власти, какими еще могли располагать царствовавшие в Византии императоры. Их непосредственная юрисдикция, впоследствии освященная названием церковной области, обнимала теперешнюю Романью, болота и равнины Феррары и Комаккьо, пять приморских городов между Римини и Анконой и другие пять внутренних городов между берегами Адриатического моря и возвышенностями Апеннин. Три провинции — римская, венецианская и неаполитанская, отделенные от равеннского дворца неприятельскими владениями, признавали над собой верховную власть экзарха и в мирное, и в военное время. Римское герцогство, как кажется, заключало в себе завоевания, сделанные Римом в первые четыреста лет его существования в Этрурии, в земле сабинов и в Лациуме, а границами для него, очевидно, служили морское побережье от Чивитавеккии до Террачины и течение Тибра от Америи и Нарни до порта Остии. Многочисленные острова между Градо и Хиоццой составляли первоначальные владения Венеции; но более доступные города, которыми она владела на континенте, были разрушены лангобардами, с бессильной яростью взиравшими на то, как из морских волн вставала новая столица. Владения неаполитанских герцогов граничили заливом и соседними островами, находившейся в руках неприятеля территорией Капуи и римской колонией Амальфи, трудолюбивые граждане которой, изобретя компас для моряков, сняли завесу, скрывавшую от наших глаз поверхность земного шара. Три острова, Сардиния, Корсика и Сицилия, еще входили в состав империи, а приобретение самой отдаленной части Калабрии отодвинуло границу владений Автари от берегов Регия к перешейку Консенции. В Сардинии дикие горцы сохраняли свободу и религию своих предков; но сицилийские земледельцы были прикованы к своей богатой и хорошо возделанной почве. Рим страдал под железной властью экзархов, и какой-нибудь грек или даже евнух мог безнаказанно издеваться над развалинами Капитолия. Но Неаполь скоро приобрел право выбирать своих герцогов; независимость, которой пользовалась колония Амальфи, была плодом торговли, а добровольная привязанность Венеции была в конце концов облагорожена равноправным союзом с Восточной империей. На географической карте Италии экзархат занимал небольшое место, но на его стороне были преимущества богатства, трудолюбия и многолюдности. Самые верные и самые ценные подданные империи спаслись от ига варваров, и эти новые обитатели Равенны выставляли в занимаемых ими кварталах знамена Павии и Вероны, Милана и Падуи. Остальная Италия была во власти лангобардов, и их владычество простиралось от королевской резиденции Павии на восток, север и запад до пределов владений авар, бавар и господствовавших в Австразии и в Бургундии франков. На язык новейшей географии в состав их королевства входили: Terra Firma Венецианской республики, Тироль, миланская провинция, Пьемонт, Генуэзский берег, Мантуя, Парма, Модена, великое герцогство Тосканское и значительная часть папских владений от Перуджи до Адриатического моря. Герцоги Беневентские, впоследствии носившие титул князей, пережили монархию лангобардов и поддержали их славу. От Капуи до Тарента они в течение почти пятисот лет владели большой частью теперешнего Неаполитанского королевства.
При сравнении числа победителей с числом побежденных самым надежным указанием служат перемены, происшедшие в их языке. Прилагая это мерило, мы находим, что итальянские лангобарды и испанские вестготы были менее многочисленны, нежели франки или бургунды, а завоеватели Галлии должны, в свою очередь, уступить в этом отношении первенство саксам и англам, которые почти совершенно искоренили британские диалекты. Новейший итальянский язык образовался мало-помалу, под влиянием различных наций: неумение варваров владеть склонениями и спряжениями принудило их употреблять предлоги и вспомогательные глаголы, а многие из новых понятий были выражены старогерманскими словами. Однако главный запас технических и самых употребляемых слов оказывается латинского происхождения, и если бы мы были достаточно хорошо знакомы с устарелыми деревенскими и городскими диалектами древней Италии, мы могли бы отыскать происхождение многих слов, которые, быть может, были бы отвергнуты классической чистотой римских писателей. Многочисленная армия составляла лишь небольшую нацию, а военные силы лангобардов скоро уменьшились вследствие удаления двадцати тысяч саксов, которые гнушались своего зависимого положения и после многих отважных и опасных похождений возвратились к себе на родину. Лагерь Альбоина имел широкие размеры, но всякий лагерь легко может уместиться внутри городских стен, а его воинственные обитатели могли бродить по обширной завоеванной стране лишь незначительными отрядами. Когда Альбоин спускался с Альп, он поручил верховную власть над Фриулем и над местным населением своему племяннику, который был первым герцогом Фриульским; но осторожный Гизульф принял эту опасную должность лишь с тем условием, что ему будет дозволено выбрать между лангобардской знатью достаточное число семейств, чтобы организовать колонию солдат и подданных. При расширении завоеваний нельзя было давать такого же права герцогам Брешии или Бергамо, Павии или Турина, Сполето или Беневента; но каждый из этих герцогов и каждый из их товарищей поселял в отведенном ему округе отряд приверженцев, которые становились под его знамя в случае войны и обращались к его трибуналу в мирное время. Зависимость этих поселенцев была добровольная и почетная: они могли возвратить все, что было ими получено в виде дара или привилегий, и могли переселиться вместе со своими семьями в округ другого герцога; но их удаление из пределов королевства считалось за военное дезертирство и наказывалось смертью. Потомство первых завоевателей пустило более глубокие корни в ту почву, которую его заставляли защищать и личные интересы, и чувство чести. Лангобард был от самого рождения солдатом своего короля и своего герцога, и гражданские народные собрания развертывали знамена регулярной армии и носили ее название. Жалование и награды этой армии извлекались из завоеванных провинций, а распределение завоеванных земель, состоявшееся лишь после смерти Альбоина, было запятнано несправедливостью и хищничеством. Многие из самых богатых италийцев были убиты или изгнаны; остальные были разделены в качестве данников между иноземцами, и на них была наложена обязанность (прикрытая названием гостеприимства) отдавать лангобардам третью часть земных продуктов. Менее чем через семьдесят лет эта искусственная система была заменена более простой и более прочной ленной зависимостью. Или римского землевладельца выгонял его сильный и наглый гость, или ежегодная уплата трети продуктов заменялась более справедливой сделкой — уступкой соответствующей части земельной собственности. Под управлением этих иноземных повелителей возделыванием хлебных полей и разведением винограда и оливковых деревьев занимались рабы и туземные жители с меньшим против прежнего искусством и старанием; а склонным к праздности варварам более нравились занятия пастушеской жизни. На роскошных лугах венецианской провинции они снова развели и улучшили породу лошадей, которыми когда-то славилась эта местность, и италийцы с удивлением смотрели на незнакомую им породу быков или буйволов.
Уменьшение народонаселения в Ломбардии и увеличение лесов доставляли большой простор для занятия охотой. Изобретательность греков и римлян никогда не доходила до того удивительного искусства, которое учит летающих в воздухе птиц распознавать голос своего господина и исполнять его приказания. В Скандинавии и в Скифии водились самые смелые и самые послушные соколы: их приучали и дрессировали жители этих стран, беспрестанно рыскавшие по полям то верхом, то пешком. Эта любимая забава наших предков была введена варварами в римских провинциях, а по италийским законам меч и сокол имели одинаковое достоинство и важность в руках знатного лангобарда.