Выбрать главу

После закрытия второго Никейского собора и во время управления благочестивой Ирины папы довершили отделение Рима и Италии от Восточной империи и передали императорскую власть менее православному Карлу Великому. Им приходилось делать выбор между двумя соперничавшими нациями, религия не была единственным мотивом их предпочтения, и между тем как они прикрывали недостатки своих друзей, они относились с несочувствием и с недоверием к католическим добродетелям своих врагов. Различие языка и нравов поддерживало вражду между двумя столицами, и после семидесятилетнего соперничества они сделались совершенно чуждыми одна другой. В этот промежуток времени римляне вкусили свободы, а папы верховного владычества; их покорность подвергла бы их мщению недоверчивого тирана, а совершившийся в Италии переворот обнаружил как тиранию, так и бессилие византийского двора. Греческие императоры восстановили поклонение иконам, но они не возвратили ни поместьев в Калабрии, ни иллирийской епархии, отнятых иконоборцами у преемников св. Петра, и папа Адриан грозил им отлучением от церкви, если они немедленно не отрекутся от этой фактической ереси. Греки были в ту пору православны, но их религия могла утратить свою чистоту от одного слова царствующего монарха. Франки были в ту пору несговорчивы, но прозорливый глаз мог подметить, что они скоро перейдут от употребления икон к их почитанию. Имя Карла Великого было запятнано полемической желчью, которую разливали преданные ему писатели, но сам завоеватель отличался сдержанностью государственного человека и применялся к разнообразным обычаям Франции и Италии. Во время своих четырех пилигримств или посещений Ватикана он, по-видимому, был связан с папами узами дружбы и благочестия он преклонил колена перед гробницей апостола и, стало быть, перед его изображением и без колебаний присутствовал при молитвах и процессиях римского богослужения. Разве предусмотрительность или признательность дозволяла первосвященникам отказаться от их благодетеля? Разве они имели право возвратить пожалованный им экзархат? Разве они были в состоянии уничтожить его власть над Римом? Титул патриция не соответствовал ни заслугам, ни могуществу Карла Великого, и только восстановлением Западной империи могли они отплатить за оказанные им одолжения и обеспечить свое собственное положение. Эта решительная мера окончательно упразднила бы притязания греков, Рим вышел бы из унизительного положения провинциального города и восстановил бы свое прежнее величие христиан латинской церкви соединила бы в их старинной метрополии одна верховная власть, а завоеватели Запада получили бы свою корону от преемников св. Петра. Римская церковь приобрела бы ревностного и сильного покровителя, и под сенью каролингского могущества римский епископ мог бы властвовать над своим городом с честью и в безопасности.

Еще до окончательного уничтожения в Риме язычества соперничество из-за богатого римского епископства часто вызывало мятежи и кровопролитие. В ту эпоху, о которой идет речь, население было малочисленнее прежнего, но нравы были более грубы, цель была более заманчива, и престол св. Петра сделался предметом яростной борьбы между влиятельными духовными особами, желавшими достигнуть одного ранга с монархами. Адриан I царствовал долее всех своих предшественников и преемников; трофеями его славного управления были: сооружение римских стен, приобретение церковной области, гибель лангобардов и дружба Карла Великого; он втайне воздвигал трон для своих преемников и в узкой сфере своей деятельности выказал дарования великого правителя. К его памяти все относились с уважением, но когда пришлось выбирать нового папу, бывший в Латеране священником Лев III был предпочтен племяннику и любимцу Адриана, которого этот последний возвел в самые высокие церковные должности. Приверженцы этого племянника в течение четырех с лишком лет скрывали самые гнусные замыслы под маской покорности или раскаяния; наконец, во время одной торжественной процессии кучка заговорщиков разогнала безоружную толпу и нанесла священной особе папы удары и раны. Но их попытка лишить его жизни или свободы не удалась, быть может, вследствие их собственного замешательства или раскаяния. Льва оставили на месте побоища, считая его мертвым, но когда он очнулся от обморока, который был последствием потери крови, к нему вернулись и дар слова, и зрение, а по поводу этого естественного факта было выдумано, что чудо возвратило ему глаза и язык, которые были дважды отняты у него ножом убийц. Он бежал из своей тюрьмы и укрылся в Ватикане герцог Сполетский поспешил к нему на помощь, Карл Великий был в негодовании от нанесенного ему оскорбления, и римский первосвященник посетил его в Падерборнском лагере в Вестфалии или по его приглашению, или по собственному желанию. Лев обратно переехал через Альпы в сопровождении графов и епископов, которые должны были охранять его особу и разрешить вопрос, был ли он действительно виновен, а победитель саксов неохотно отложил до следующего года личное исполнение этой благочестивой обязанности. При своем четвертом, и последнем, посещении Рима он был принят с теми почестями, на которые имел право как король и как патриций; Лев получил позволение очистить себя клятвой от преступлений, в которых его обвиняли, его враги были принуждены умолкнуть, а за святотатственное покушение на его жизнь было назначено мягкое и неудовлетворительное наказание ссылкой. Во время празднования Рождества Христова в последнем году восьмого столетия Карл Великий появился в соборе св. Петра и, желая польстить тщеславию римлян, заменил простую одежду своих соотечественников одеянием патриция. После совершения Святых таинств Лев внезапно возложил на его голову драгоценную корону, а церковь огласилась возгласами народа: “Долгая жизнь и победа Богом венчанному благочестивейшему Августу Карлу, могущественному и миролюбивому императору римлян!” Его голова и тело были помазаны священным елеем по примеру Цезарей он принял от первосвященника поздравление или поклонение; принесенная им при короновании клятва заключала в себе обещание охранять веру и привилегии церкви, а первым плодом этих обещаний были богатые приношения раке апостола. В интимных беседах император утверждал, что он ничего не знал о намерениях Льва и что он разрушил бы эти замыслы своим отсутствием в тот достопамятный день. Но приготовления к этой церемонии должны были разоблачить тайну, а поездка Карла Великого доказывает, что ему было известно и приятно то, что готовилось; он сам сознавался, что императорский титул был предметом его честолюбия, а на одном из римских соборов было постановлено, что это была единственная награда, соразмерная с его достоинствами и заслугами.

Название Великого давалось нередко, а иногда и по заслугам, но Карл Великий был единственный монарх, в пользу которого этот титул был неразрывно соединен в одно целое вместе с его именем. Это имя занесено в календарь с прибавлением названия святой, а этого святого благодаря редкому счастью осыпали похвалами и историки, и философы в веке Просвещения. Варварство нации и эпохи, среди которого он прославился, без сомнения, придает много блеска его действительным достоинствам, но размеры всякого предмета увеличиваются в наших глазах от сравнения с ничтожеством того, что их окружает, и развалинам Пальмиры придает немало величия окружающая их голая степь. Не желая умалять славу восстановителя Западной империи, я замечаю некоторые пятна на его святости и на его величии. Целомудрие не было самым выдающимся из его нравственных достоинств; но общему благоденствию не могли причинять существенного вреда ни его девять жен или наложниц, ни более низкие и менее прочные сердечные привязанности, ни его многочисленные незаконные дети, которых он определял в духовное звание, ни продолжительное безбрачие и нравственная распущенность его дочерей, внушавших, как подозревают, своему отцу слишком пылкую любовь. Мне едва ли позволят обвинять завоевателя в честолюбии, но когда настанет день расплаты за прошлое и сыновья его брата Карломана, и жившие в Аквитании Меровингские потомки, и четыре тысячи пятьсот саксов, обезглавленных на одном месте, вероятно, что-нибудь возразят против справедливости и человеколюбия Карла Великого. Его обхождение с побежденными саксами было употреблением во зло прав победителя; его законы были также кровожадны, как было кровожадно его оружие, а при обсуждении его мотивов все, что не может быть поставлено на счет его ханжества, должно быть приписано его нраву.