I. Семерым самым могущественным ленным владельцам было предоставлено, вместе с особым титулом и рангом, исключительное право избирать римского императора; такими избирателями были король Богемский, герцог Саксонский, маркграф Бранденбургский, пфальцграф Рейнский и три архиепископа — Майнцский, Трирский и Кельнский.
II. Коллегия принцев и прелатов очистилась от разного сброда; из длинного ряда независимых графов она допустила в свою среду только четырех представителей с правом голоса и совершенно устранила дворян или членов сословия рыцарей, появлявшихся на выборы на конях в числе шестидесяти тысяч человек, как это случалось на польских сеймах.
III. Гордость знатного происхождения и власти, меча и митры имела благоразумие признать общины за третью ветвь законодательной власти, и это нововведение с развитием общества проникло почти в ту же самую эпоху, в среду национальных собраний Франции, Англии и Германии. Северная торговля и мореплавание находились в руках Ганзейского союза; Рейнская конфедерация охраняла спокойствие и сообщения внутри страны; влияние городов соответствовало их богатству и системе управления, а их неодобрение до сих пор отменяет постановления двух высших коллегий — коллегии курфюрстов и коллегии князей.
В четырнадцатом столетии всего ярче обнаружился контраст между названием и действительным значением той Римской империи, которая существовала в Германии; за исключением земель, лежавших вдоль берегов Рейна и Дуная, в ее состав не входило ни одной из провинций Траяна или Константина. Недостойными преемниками этих императоров были графы Габсбургские, Нассауские, Люксембургские и Шварценбургские; император Генрих VII доставил своему сыну корону Богемии, а его внук Карл IV родился среди такого народа, который, по мнению самих германцев, был чужестранным и варварским.
После того как Людвиг Баварский был отлучен от церкви, ему был отдан или обещан вакантный императорский престол теми римскими первосвященниками, которые, живя в Авиньоне в изгнании или в плену, все еще выдавали себя за земных владык. Смерть его соперников соединила в его пользу голоса избирателей коллегии, и Карл был единогласно провозглашен римским королем и будущим императором; этот титул унижали в ту пору, давая его Цезарям и германским и греческим. Германский император был не более как выборный и бессильный представитель княжеской аристократии, не оставлявшей ему ни одной деревушки, которую он мог бы назвать своей собственной. Самой ценной его прерогативой было право председательствовать и делать предложения в имперском рейхстаге, который собирался по его вызову, а его наследственное Богемское королевство, менее богатое, чем соседний город Нюренберг, было самой твердой опорой его власти и самым обильным источником его доходов. Армия, с которой он перешел через Альпы, состояла из трехсот всадников. В соборной церкви св.Амвросия Карл был коронован железной короной, которую предание считало за принадлежность Ломбардской монархии; но он был допущен внутрь города лишь в сопровождении безоружной свиты; вслед за его прибытием городские ворота были заперты, и короля Италии держали в плену Висконти, за которыми он признал обладание Миланом. В Ватикане он был снова коронован золотой императорской короной; но в силу тайного договора римский император немедленно удалился, не проведя ни одной ночи внутри Рима. Красноречивый Петрарка, воскрешавший в своем воображении призрачное величие Капитолия, оплакивает и порицает позорное бегство богемца, а современные писатели замечают, что его верховная власть проявила себя лишь в выгодной продаже привилегий и титулов. Итальянское золото обеспечило избрание его сына; но такова была постыдная нищета римского императора, что он был остановлен на улицах Вормса мясником и задержан в трактире в обеспечение или в залог уплаты за сделанный им долг.
От этой унизительной картины перейдем к призрачному величию, которым окружал себя тот же Карл на имперских рейхстагах. Золотая булла, в которой установлено государственное устройство Германии, была написана тоном монарха и законодателя. Сто князей преклонялись перед его троном и возвышали свое собственное достоинство теми добровольными почестями, которые воздавали своему предводителю или представителю. За монаршей трапезой официальные служебные обязанности исполнялись наследственными высшими придворными чинами — семью курфюрстами, которые по своему рангу и по своим титулам равнялись с королями. Архиепископы Майнцский, Кельнский и Трирский, эти пожизненные архиканцлеры Германии, Италии и Арля, торжественно несли печати тройного королевства. Великий маршал приступал к исполнению своих обязанностей, сидя верхом на коне и имея при себе серебряную меру овса; он высыпал этот овес на землю и вслед за тем сходил с коня для того, чтобы разместить гостей в надлежащем порядке. Рейнский пфальцграф, исполнявший обязанности главного дворецкого, ставил блюда на стол. Исполнявший обязанности главного камерария, маркграф Бранденбургский подавал после обеда золотой рукомойник и золотой таз для умывания. Представитель главного виночерпия короля Богемского был брат императора, герцог Люксембургский и Брабантский, и процессия замыкалась главным ловчим, который приводил кабана и оленя при шумном хоре охотничьих рогов и собак. И верховенство императора не ограничивалось одной Германией; наследственные европейские монархи признавали за ним первенство по рангу и по достоинству; он был первым между христианскими монархами и светским главой великого западного государства; ему был уже давно присвоен титул величества, и он оспаривал у папы верховную прерогативу создавать монархов и созывать соборы. Оракул гражданского права ученый Бартол был пенсионером Карла IV, и его школа оглашалась изложением теории, что римский император был законный властелин всей земли от того места, где восходит солнце, и до того, где оно садится. Противоположное мнение осуждалось не как заблуждение, а как ересь, так как даже в Евангелии сказано: “И от Цезаря Августа был издан декрет, что все должны быть обложены податями”.
Если мы мысленно перенесемся через промежуток времени, отделяющий Августа от Карла, мы найдем резкую и поразительную противоположность между двумя Цезарями — между богемцем, скрывавшим свое бессилие под маской призрачного величия, и римлянином, скрывавшим свое могущество под личиной скромности. Стоя во главе победоносных легионов и владычествуя и на море, и на суше от берегов Нила и Евфрата до берегов Атлантического океана, Август выдавал себя за слугу государства и за равного со своими согражданами. Завоеватель Рима и его провинций подчинялся популярным и легальным формам, в которых отправляли свои обязанности цензоры, консулы и трибуны. Его воля была законом для человеческого рода, но при обнародовании своих законов он заимствовал голос у Сената и у народа и от их декретов получал и возобновлял свое временное призвание управлять государством. В своей одежде, в своей домашней прислуге, в своих титулах и в исполнении всех общественных обязанностей Август был простым римлянином, и самые ловкие из его льстецов уважали тайну его абсолютного и пожизненного владычества.
Глава L
Описание Аравии и ее населения.— Рождение, характер и учение Мухаммеда.— Он занимается проповедью в Мекке.— Бежит в Медину.— Распространяет свою религию мечом.— Арабы подчиняются ему отчасти волей, отчасти неволей.— Его смерть и его преемники.— Притязания и судьба Али и его потомков. 569-680 г.н.э.
Проследив в течение шестисот с лишком лет судьбу слабых константинопольских и германских Цезарей, я возвращаюсь назад, к царствованию Ираклия, и переношусь на восточные границы Греческой империи. В то время как государство истощало свои силы в войне с Персией, а церковь раздирали секты несториан и монофиситов, Мухаммед, с мечом в одной руке и с Кораном в другой, утверждал свое владычество на развалинах христианства и Рима. Гений арабского пророка, нравы его нации и дух его религии находятся в тесной связи с причинами упадка и разрушения Восточной империи, и наши взоры с любопытством устремляются на один из самых достопамятных переворотов, наложивший на некоторые народы земного шара особый и неизгладимый отпечаток.
Пространство, занимаемое Аравийским полуостровом между Персией, Сирией, Египтом и Эфиопией, может быть принято за обширный неправильный треугольник. Линия в тысячу пятьсот миль, идущая от северной оконечности, от лежащего на берегу Евфрата Белеса, оканчивается Бабельмандебским проливом и родиной ладана. Почти половину этого протяжения имеет средняя ширина треугольника в направлении от Востока к западу, от Басры до Суэца, от Персидского залива до Чермного моря.
Стороны этого треугольника постепенно расширяются, а его южное основание, обращенное к Индийскому океану, представляет береговую линию в тысячу миль. Вся поверхность полуострова превышает в четыре раза объем Германии или Франции; но самая значительная его часть была основательно заклеймена эпитетами каменистой и песчаной. Даже степи Татарии рука природы покрыла высокими деревьями и роскошной зеленью, и путешественник легче переносит там свое одиночество при виде растительной жизни. Но в страшной Аравийской пустыне беспредельная песчаная равнина перерезается остроконечными и обнаженными горами, а лишенную всякой тени или прикрытия степь опаляют жгучие лучи тропического солнца. Ветры, в особенности те, которые дуют с юго-запада, не только не освежают, но распространяют вредные и даже смертоносные туманы; они то вздымают, то развевают по воздуху песчаные горы, которые можно сравнить с высоко вздымающимися волнами океана, а во время вихрей там погибали и были погребены под песком целые караваны и целые армии. Вода, составляющая во всех других странах предмет общего пользования, служит там предметом желаний и споров, а недостаток в лесе так велик, что требуется некоторое искусство для того, чтобы разводить и поддерживать огонь. В Аравии вовсе нет судоходных рек, оплодотворяющих почву и переносящих местные продукты в соседние страны; потоки, которые стекают с гор, жадно поглощаются высохшей землей; кое-где встречающиеся растения тамаринды или акации, которые пускают свои корни в трещинах утесов, питаются ночными росами; когда выпадает дождь, дождевой водой стараются наполнить цистерны и водопроводы; колодцы и родники составляют тайное сокровище пустыни, и направляющийся в Мекку пилигрим, измучившись от духоты и от жажды, с отвращением пьет воду, которая течет по пластам серы или соли. Таков общий характер климата Аравии. Привычка к лишениям придает особую цену редко встречающимся местным удобствам. Достаточно тенистой рощи, зеленого луга, пресноводного источника, чтобы привлечь колонию арабов на то счастливое место, где они могут найти пищу и прохладу для самих себя и для своих стад и где могут заняться разведением пальмовых деревьев и виноградников. На возвышенности, которая тянется вдоль берегов Индийского океана, леса и воды встречаются чаще; климат там более умерен, фрукты более сочны, животные и оседлые жители более многочисленны; плодородие почвы поощряет и вознаграждает труд земледельца, а местные продукты — ладан и кофе — всегда привлекали туда торговцев из всех стран мира. В сравнении с остальными частями полуострова эта уединенная местность вполне заслуживает название счастливой Аравии, а фантазия и вымысел придали этому контрасту блестящий колорит и нашли доверие благодаря дальности расстояния. Для этого земного рая, как уверяли, природа приберегла самые лучшие свои дары, свои самые изящные произведения: туземцы наслаждались двумя несовместимыми благами — роскошью и невинностью; внутренность почвы изобиловала золотом и драгоценными камнями, а земля и море издавали ароматический запах. Это разделение Аравии на песчаную, каменистую и счастливую было хорошо знакомо грекам и латинам, но о нем ничего не знали сами арабы, и нам кажется странным тот факт, что в стране, в которой никогда не изменялись ни население, ни язык, сохранились лишь самые слабые воспоминания о ее древней географии. Приморские округа Бахрейн и Оман лежат напротив персидских владений. Королевство Йемен обозначает если не пределы, то, по меньшей мере, положение счастливой Аравии; Неджд — так называют внутреннюю часть страны, а лежащая вдоль берегов Чермного моря провинция Хиджас прославлена рождением Мухаммеда.