Последний суд произойдет после соединения души с телом, а, описывая его со слов магов, пророк слишком верно придерживался не только тех форм судопроизводства, но даже тех медленных и последовательных операций, которые мы находим в земных трибуналах. Те из его противников, которые отличаются религиозной нетерпимостью, упрекают его за то, что он даже их самих не лишает надежды спасения, и за то, что он проповедует самую гнусную ересь, когда утверждает, что всякий, кто верует в Бога и творит добрые дела, может ожидать на последнем суде снисходительного приговора. Такое благоразумное равнодушие не подходит к характеру фанатика, и трудно поверить, чтобы посланец небес умалял достоинство и необходимость своего собственного откровения. По словам Корана, вера в Бога нераздельна с верой в Мухаммеда, благотворительность есть долг верующего, а в исполнении этих двух обязанностей заключается исповедование ислама, к которому призываются безразлично все народы и все секты. Хотя их умственное ослепление могло бы находить для себя оправдание в их невежестве и может быть украшено добродетелями, оно будет наказано вечными мучениями, а слезы, пролитые Мухаммедом над могилой его матери, за которую ему было запрещено молиться, представляют редкий контраст человеколюбия и фанатизма. Гибель ожидает всех неверующих, но степень их виновности и их наказания будет зависеть от того, в какой мере были велики те заблуждения, в которые они впали; вечные жилища христиан, иудеев, сабейцев, магов и идолопоклонников находятся в преисподней одни ниже других, а самая нижняя часть ада назначена для тех неверующих лицемеров, которые надевали на себя маску религии. После того как большая часть человеческого рода будет осуждена за свои мнения, только истинные верующие будут судиться по своим делам. Добрые и дурные дела каждого мусульманина будут тщательно взвешены на действительных или на аллегорических весах, и будет допущен следующий странный способ вознаграждения за обиды: виновный уступит соразмерную долю своих добрых дел в пользу того, кого он обидел; если же у него не окажется такой нравственной собственности, то к тяжести его грехов будет присоединена соразмерная часть прегрешений обиженного. Приговор будет постановлен сообразно с тем, на какой стороне окажется перевес,— на стороне ли преступлений или на стороне добродетели, и все безразличия будут переходить через пропасть по крутому и опасному мосту; но невинные, идя по стопам Мухаммеда, со славой вступят в райские врата, между тем как виновные будут падать в первую и менее ужасную из семи преисподних. Для искупления грехов будут установлены различные сроки — от девятисот лет до семи тысяч; но пророк имел благоразумие обещать, что все его последователи, каковы бы ни были их прегрешения, будут спасены от вечных мучений своей собственной верой и его заступничеством.
Нет ничего удивительного в том, что суеверие всего сильнее действует на людей страхом, так как человеческое воображение способно изобразить страдания будущей жизни более яркими красками, чем ее блаженство. При помощи только огня и мрака мы создаем представление о таких физических страданиях, которые могут быть усилены до бесконечности мыслью об их вечности. Но та же самая мысль о вечности приводит к противоположным результатам, когда она применяется к продолжительности наслаждений, так как наши радости в большинстве случаев истекают из облегчения страданий или из сравнения настоящего положения с прежними несчастьями. Со стороны арабского пророка нас не удивляет восторженное описание райских рощ, фонтанов и ручьев; но вместо того, чтобы внушать счастливым обитателям рая благородную склонность к гармонии, знанию, обмену мыслей и дружбе, он с ребяческим увлечением описывает жемчуг и бриллианты, шелковые одеяния, мраморные дворцы, золотые блюда, роскошные вина, изысканные лакомства, многочисленную прислугу и вообще роскошную и дорогостоящую житейскую обстановку, которая успевает надоесть своему владельцу даже в короткий период земной жизни. Для самого последнего из правоверных будут назначены семьдесят две гурии, или черноокие девы, одаренные ослепительной красотой, цветущей юностью, девственной чистотой и самой нежной чувствительностью; момент наслаждения будет продлен на тысячу лет, а способности счастливцев будут увеличены во сто крат для того, чтобы они были достойны своего счастья. Несмотря на существовавший в народе предрассудок, врата небесные открывались для лиц обоего пола; но Мухаммед ничего не говорит о том, каких мужчин получат избранные женщины, и делает это из опасения возбудить ревность в их прежних мужьях или из опасения нарушить их благополучие, внушив им подозрение, что их брак будет навеки неразрывен. Это описание чувственного рая возбудило в монахах негодование, а может быть, и зависть; они стали ратовать против грязной религии Мухаммеда, а его скромные защитники были вынуждены прибегать к тому жалкому способу оправдания, что он выражался иносказательно и аллегорически. Но самые честные и самые последовательные из его приверженцев, не краснея, принимают Коран в его буквальном смысле; действительно, воскрешение тела было бы бесполезно, если бы ему не были возвращены обладание и пользование самыми ценными из его способностей, а сочетание чувственных наслаждений с духовными необходимо для полного счастья такого двойственного существа, каким создан человек. Впрочем, утехи Мухаммедова рая не будут заключаться единственно в удовлетворении сластолюбия и чувственных вожделений, так как пророк положительно утверждал, что святые мученики, которые удостоятся блаженства лицезрения Божия, позабудут о всех низших степенях блаженства и будут относиться к ним с пренебрежением.
Первыми и самыми трудными победами Мухаммеда были те, которые он одержал над своей женой, над своим слугой, над своим воспитанником и над своим другом, так как в этих случаях он выступал в качестве пророка перед теми, кому были всего ближе знакомы его человеческие немощи. Впрочем, Хадиджа верила словам своего супруга и дорожила его славой; рабски покорный и преданный Зеид увлекался надеждой получить свободу; славный сын Абу Талеба, Али, усвоил мнения своего двоюродного брата с энергией юного героя, а богатство, скромность и искренность Абубекера упрочили религию пророка, которому он должен был наследовать. По его настояниям десять самых почтенных жителей Мекки согласились выслушать поучения, знакомившие с религией ислама; они подчинились голосу рассудка и энтузиазма, стали повторять основной догмат: “Есть только один Бог, а Мухаммед его пророк,” и за свою веру были награждены еще в этой жизни богатствами и почестями, главным начальством над армиями и верховной властью над государствами. Три года тихо протекли в приобретении четырнадцати последователей, которые были первыми плодами его миссии; но на четвертом году он принял на себя роль пророка и, решившись наделить своих родственников светом божественной истины, приготовил для сорока гостей из рода Хашима обед, состоявший, как рассказывают, из ягненка и из наполненного молоком сосуда. “Друзья и родственники,— сказал Мухаммед собравшимся,— я предлагаю вам, и только я один могу предложить, самый драгоценный из всех даров — сокровища и этого мира, и будущего. Бог повелел мне призвать вас к служению Ему. Кто из вас хочет помогать мне в исполнении этого трудного долга? Кто из вас хочет быть моим товарищем и моим визирем?”. Никто ничего не отвечал, пока общее молчание, происходившее от удивления, от колебаний и от презрения, не было прервано пылким и мужественным четырнадцатилетним юношей Али. “Пророк, я тот человек, которого ты ищешь; всякому, кто восстанет против тебя, я выбью зубы, вырву глаза, перешибу ноги и распорю живот. Пророк, я буду твоим визирем, поставленным выше их”. Мухаммед принял это предложение с восторгом, а Абу Талеб был иронически приглашен уважать высокое звание своего сына. Отец Али более серьезным тоном советовал своему племяннику отказаться от его неисполнимого замысла. “Избавьте меня от ваших замечаний, — отвечал неустрашимый фанатик своему дяде и благодетелю,— если на мою правую руку положили солнце, а на мою левую руку — луну, меня все-таки не отклонили бы в сторону от моего намерения”. Он в течение десяти лет упорно исполнял свою миссию, и религия, впоследствии распространившаяся и на Востоке, и на Западе, медленно и с трудом вводилась внутри стен Мекки. Тем не менее Мухаммед находил некоторое удовлетворение в расширении зародившегося общества унитариев, которые чтили в нем пророка и которых он своевременно снабжал духовной пищей Корана. О числе его последователей можно судить по тому, что на седьмом году его миссии восемьдесят три мужчины и восемнадцать женщин покинули его и переселились в Эфиопию; вслед за тем его партия укрепилась благодаря обращению его дяди Гамзы и гордого, непреклонного Омара, который выказал в защите ислама такое же усердие, с каким прежде старался уничтожить его. Любовь Мухаммеда к Богу и к ближним не довольствовалась племенем курейшитов или пределами Мекки: в торжественные праздники и в дни, назначенные для благочестивых странствований, он посещал Каабу, вступал в разговоры с пришельцами из различных племен и как в своих интимных беседах, так и в своих публичных речах, настоятельно требовал, чтобы признавали и чтили единого Бога. Из сознания своей правоты и своего бессилия он проповедовал свободу совести и отвергал в деле религии употребление насилий; но он призывал арабов к покаянию и умолял их не забывать, какая участь постигла древних идолопоклонников Ада и Тамунда, которые были стерты с лица земли божеским правосудием.