Пророк действительно был ранен дротиком в лицо; у него вышибло камнем два зуба; но среди беспорядка и смятения он укорял неверующих в намерении убить пророка и благословлял ту дружескую руку, которая старалась остановить течение крови и направить его в безопасное место. Семьдесят мучеников умерли за грехи народа; они пали, по словам пророка, попарно, так что каждый из двух братьев обнимал своего бездыханного товарища; бесчеловечные меккские женщины искалечили их трупы, а жена Абу Суфьяна отведала внутренностей Мухаммедова дяди Гамзы. Победителям ничто не мешало радоваться торжеству своих суеверий и удовлетворять свою ярость; но мусульмане скоро снова собрали свои силы, а у курейшитов недостало средств или мужества, чтобы предпринять осаду Медины. На нее напала в следующем году десятитысячная неприятельская армия, а этой третьей экспедиции давали то название трех наций, которые шли на бой под знаменем Абу Суфьяна, то название того рва, который был выкопан перед городом и перед лагерем трех тысяч мусульман. Мухаммед был так осторожен, что уклонялся от решительного сражения; Али выказал свое мужество в единоборстве, и война продолжалась двадцать дней, по прошествии которых союзники разошлись в разные стороны. Буря с ветром, дождем и градом опрокинула их палатки; один коварный недруг разжег их внутренние распри, и покинутые своими союзниками курейшиты утратили надежду ниспровергнуть владычество непобедимого изгнанника или положить предел его завоеваниям.
Избрание Иерусалима для первой киблы молящихся доказывает, что в самом начале своей деятельности Мухаммед был расположен в пользу иудеев, а для их мирских интересов было бы счастьем, если бы они признали арабского пророка за надежду Израиля и за обещанного Мессию. Их упорство превратило его приязнь в ту непримиримую ненависть, с которой он преследовал этот несчастный народ до последней минуты своей жизни, а вследствие того, что он был в одно и то же время и пророком, и завоевателем, его преследований нельзя было избежать ни в здешнем мире, ни в том. Каиноки жили в Медине под покровительством города: он воспользовался тем предлогом, что случайно возникло какое-то смятение, и потребовал, чтобы они или приняли его религию, или вступили с ним в бой. “Увы,— отвечали дрожавшие от страха иудеи,— мы не умеем владеть оружием, но мы не хотим отказываться от верований и от богослужения наших предков; зачем же ты доводишь нас до необходимости обороняться?” Неравная борьба окончилась в две недели, и Мухаммед с крайней неохотой уступил перед настояниями своих союзников, согласившись пощадить жизнь пленников. Но богатства этих пленников были конфискованы; их оружие оказалось более страшным в руках мусульман, и семьсот несчастных изгнанников вместе со своими женами и детьми были вынуждены искать убежища на границах Сирии. Надариты были более виновны, так как они попытались убить пророка на дружеском свидании. Он осадил их замок, находившийся в трех милях от Медины; но их мужественное сопротивление доставило им почетную капитуляцию, и гарнизону было дозволено удалиться с военными почестями, то есть трубить в трубы и бить в барабаны. Иудеи вызвали нападение курейшитов и приняли в нем участие; лишь только нации отступили от рва, Мухаммед, не снимая с себя воинских доспехов, выступил в тот же день в поход с целью истребить враждебную расу детей Кораиды. После двадцатипятидневного сопротивления они сдались на произвол победителя. Они рассчитывали на заступничество своих старых мединских союзников, но они должны были знать, что фанатизм заглушает чувства человеколюбия. Почтенный старец, решению которого они добровольно подчинились, произнес их смертный приговор; семьсот иудеев были приведены в цепях на городскую площадь; они живыми сошли в могилу, приготовленную для их казни и для их погребения, а пророк хладнокровно смотрел на избиение своих беззащитных врагов. Их овцы и верблюды достались мусульманам, а самую полезную часть добычи составляли триста кирас, пятьсот пик и тысяча копий. В шести днях пути к северо-востоку от Медины находился древний и богатый город Хайбар, служивший средоточием для иудейского владычества в Арабии; его территория, состоявшая из плодоносной земли, окруженной степями, была покрыта плантациями и стадами рогатого скота и охранялась восемью замками, из которых некоторые считались неприступными. Силы Мухаммеда состояли из двухсот всадников и тысячи четырехсот пехотинцев; они выносили опасности, усталость и голод во время восьми следовавших одна за другой правильных и трудных осад, и самые неустрашимые из их вождей отчаивались в успехе. Пророк снова вдохнул в них прежнюю преданность и прежнее мужество, указав им на пример Али, которому дал прозвище Божьего Льва; быть может, Али действительно разрубил своим палашом пополам одного еврейского бойца, отличавшегося гигантским ростом, но мы не можем похвалить за сдержанность те сказки, в которых нам рассказывают, что он сорвал крепостные ворота с петель и защищался этим тяжелым щитом, держа его в левой руке. После взятия замков город Хайбар подпал под иго победителя. Начальник племени был подвергнут в присутствии Мухаммеда пытке для того, чтобы вынудить от него указание скрытых сокровищ; за свою полезную деятельность скотоводы и земледельцы были награждены непрочным милостивым расположением победителя; им было дозволено улучшать их состояние, пока не изменятся намерения победителя и с тем условием, что в его пользу будет поступать половина их доходов. В царствование Омара хайбарские иудеи были переселены в Сирию, а халиф ссылался в этом случае на выраженное его повелителем предсмертное требование, чтобы в Аравии исповедовалась только одна истинная религия.
Взоры Мухаммеда ежедневно по пяти раз обращались к Мекке, и самые веские мотивы внушали ему желание возвратиться победителем в тот город и в тот храм, из которых он был изгнан; и днем, и ночью мысль о Каабе не выходила из его головы; какой-то пустой сон он принял за видение и предсказание, развернул священное знамя и слишком опрометчиво высказал уверенность в успехе. Его поход из Медины в Мекку имел внешний вид мирного и торжественного шествия, предпринятого для богомолья; впереди его авангарда шли семьдесят отборных верблюдов, украшенных так, как украшают животных для жертвоприношений; он выказал уважение к священной территории и отпустил пленников без выкупа для того, чтобы они распространяли слух о его милосердии и благочестии. Но лишь только Мухаммед спустился на равнину, на расстоянии одного дня пути от города, он воскликнул: “Они оделись в шкуру тигров”; многочисленность и мужество курейшитов остановили его наступление, а привыкшие к бродячей жизни степные арабы могли покинуть или выдать вождя, за которым они шли только из расчета на добычу. Тогда неустрашимый фанатик превратился в хладнокровного и осмотрительного политика: в мирном договоре он умолчал о своем звании пророка Божия, заключил с курейшитами и их союзниками перемирие на десять лет, обязался возвращать беглецов из Мекки, которые будут переходить в его религию, а для самого себя ничего не выговорил, кроме скромного права посетить в следующем году Мекку в качестве друга и пробыть там три дня для исполнения всех обрядов богомолья. Со стыдом и скорбью отступили мусульмане, и эта неудача обнаружила бессилие пророка, так часто ссылавшегося на свои успехи как на доказательства своей миссии. В следующем году вид Мекки оживил верования и надежды этих пилигримов; они не обнажали своих мечей и семь раз обошли Каабу по стопам пророка; курейшиты удалились на окружавшие город возвышенности, а Мухаммед, совершив обычное жертвоприношение, удалился на четвертый день из города. Его благочестие произвело назидательное впечатление на народ; неприятельских вождей он частью застращал, частью перессорил, частью переманил на свою сторону, и от утрачивавшего свой кредит идолопоклонства своевременно отказались будущие завоеватели Сирии и Египта, Халид и Амурат. Силы Мухаммеда увеличились благодаря тому, что несколько арабских племен признали над собой его власть; для завоевания Мекки были собраны десять тысяч солдат, а более слабую партию идолопоклонников нетрудно было уличить в нарушении перемирия. Энтузиазм и дисциплина ускоряли наступление и сохраняли цель предприятия в тайне до той минуты, когда десять тысяч огней возвестили удивленным курейшитам о замыслах, о приближении и о непреодолимом могуществе врага. Высокомерный Абу Суфьян вручил Мухаммеду ключи от города, восхищался разнообразием оружия и знамен проходившей перед его глазами армии, заметил, что сын Абдаллаха приобрел могущественное царство, и под палашом Омара признал Мухаммеда пророком истинного Бога. Возвращение Мария и Суллы было запятнано кровью римлян; религиозный фанатизм мог бы разжечь и в Мухаммеде жажду мщения, а его оскорбленные приверженцы стали бы с усердием исполнять или предупреждать смертные приговоры. Но вместо того, чтобы удовлетворить их ненависть и свою собственную, победоносный изгнанник простил виновных и привязал к себе партии, на которые разделялись жители Мекки. Его войска вступили в город тремя отрядами; двадцать восемь городских жителей пали под мечом Халида; одиннадцать мужчин и шесть женщин были изгнаны по приговору Мухаммеда; но он порицал жестокосердие своего помощника, и многие из обреченных на гибель жертв были обязаны жизнью его милосердию или презрению. Вожди курейшитов пали к его стопам. “Какой пощады можете вы ожидать от человека, которого вы оскорбили?”— “Мы рассчитываем на великодушие нашего одноплеменника”.— “Вы не ошибетесь в вашем ожидании, идите! Ваша жизнь в безопасности, и вы свободны”. Жители Мекки снискали помилование тем, что перешли в ислам, и беглый миссионер, после семилетнего изгнания, был признан государем и пророком своей родины. Но стоявшие в Каабе триста шестьдесят идолов были с позором разбиты в куски; дом Божий очистился и украсился; для примера будущим поколениям пророк еще раз исполнил долг богомолья и издал на вечные времена закон, что никто из неверующих не должен ставить ноги на территорию священного города.