В конце первого столетия хиджры халифы были самыми могущественными и самыми абсолютными монархами на земле. Их прерогативы не ограничивались ни по закону, ни на практике, ни влиянием аристократии, ни свободой общин, ни привилегиями церкви, ни решениями сената, ни воспоминаниями о свободной конституции. Влияние товарищей Мухаммеда угасло вместе с их жизнию, а вожди или эмиры арабских племен, покидая свои степи, оставляли позади себя дух равенства и независимости. Преемники Мухаммеда соединяли в своем лице царское звание со званием первосвященника, и если Коран служил руководством для их деятельности, зато они были высшими знатоками и истолкователями этой божественной книги. Они владычествовали по праву завоевания над восточными народами, которым было незнакомо слово свобода и которые привыкли превозносить совершаемые на их собственную пагубу насилия и жестокости их тиранов. В царствование последнего из Омейядов арабское владычество простиралось на двести дней пути от востока к западу, от пределов Тартарии и Индии до берегов Атлантического океана. А если мы исключим - как выражаются их писатели, рукав одежды - то есть длинную и узкую африканскую провинцию, то мы найдем, что только в четыре или в пять месяцев караван мог пройти по непрерывному и твердо сплоченному ряду мусульманских владений от одного конца до другого, то есть от Ферганы до Адена, или от Тарса до Сурата. Мы стали бы тщетно искать там такого же неразрывного единства и такой же готовности к повиновению, какими отличались народы, жившие под владычеством Августа и Антонинов; но магометанская религия распространяла на этом обширном пространстве общее сходство нравов и мнений. Язык и постановления Корана изучались с одинаковым рвением и в Самарканде, и в Севилье; мавры и индейцы, приходившие в Мекку на богомолье, обнимались как соотечественники и как братья, и арабский язык сделался народным языком во всех провинциях, лежавших к западу от Тигра.
ГЛАВА LII
Арабы два раза осаждают Константинополь. -Они вторгаются во Францию и разбиты Карлом Мартелом. - Междоусобная война между Омейядами и Аббассидами. - Ученость арабов. - Роскошь халифов. - Морские экспедиции, предпринятые с целью овладеть Критом, Сицилией и Римом. - Упадок и раздробление империи халифов.- Поражения и победы греческих императоров. 668-1055 г.н.э.
Когда арабы впервые покинули свои степи, они должны были удивляться легкости и быстроте своих собственных военных успехов. Но когда они достигли, в своем победоносном наступлении, берегов Инда и вершины Пиренеев, когда они неоднократно испробовали на деле острие своих палашей и силу своей религии, они были не менее прежнего удивлены тем, что нашлась нация, способная устоять против их нападения и что владычество преемников пророка может быть ограничено какими-либо пределами. Для самоуверенности этих воинов и фанатиков может служить оправданием тот факт, что даже историк нашего времени, хладнокровно следящий за быстрыми успехами сарацинов, лишь с большим трудом может объяснить, каким способом церковь и государство спаслись от неминуемой и, по-видимому, непреодолимой опасности. Для степей Сирии и Сарматии могли служить охраной их обширность, их климат, их бедность и мужество северных пастухов; Китай был далек и недоступен; но большая часть стран умеренного пояса находилась под властью магометанских завоевателей, силы греков были истощены бедствиями войны и утратой самых богатых провинций, а жившие в Европе варвары должны были трепетать от страха при виде быстрого падения готской монархии. В настоящем исследовании я опишу те события, которые спасли наших британских предков и наших галльских соседей от гражданского и религиозного ига Корана, послужили охраной для величия Рима, замедлили порабощение Константинополя, придали сопротивлению христиан энергию и посеяли между их врагами семена раздора и упадка.
Через сорок шесть лет после бегства Мухаммеда из Мекки его последователи появились с оружием в руках под стенами Константинополя. Их воодушевляло подлинное или вымышленное изречение пророка, что первая армия, которая предпримет осаду столицы Цезарей, получит прощение своих грехов; к тому же они надеялись, что длинный ряд римских триумфов сделается достоянием завоевателей Нового Рима и что в их руки перейдут богатства, накопленные в этом удачно выбранном центре управления и торговли. Лишь только халифу Муавии удалось побороть своих соперников и упрочить свою власть, он пожелал загладить успехом и славой такого святого предприятия воспоминание о преступном пролитии крови в междоусобицах; его морские и сухопутные приготовления соответствовали важности цели; его знамя было вверено старому ветерану Суфиану, но войска воодушевлялись примером и присутствием сына повелителя правоверных и его предполагаемого преемника Иезида. Грекам не могли внушать доверия, а их врагам не могли внушать страха мужество и бдительность царствующего императора, который унижал имя Константина и подражал своему деду Ираклию лишь в том, что было самого бесславного в его царствовании. Морские силы сарацинов прошли без замедлений или не встретив сопротивления через Геллеспонт, который даже при теперешней слабости и распущенности турецкого управления охраняется как естественный оплот столицы. Арабский флот стал на якорь и высадил войска вблизи от Гебдомонского дворца, в семи милях от города. В течение многих дней арабы с рассвета и до наступления ночи ходили на приступ на всем протяжении от Золотых Ворот до восточного мыса, а передовых воинов заставляли продвигаться вперед шедшие вслед за ними колонны. Но осаждающие составили себе неверное понятие о силе и об оборонительных средствах Константинополя. Его крепкие и высокие стены охранялись многочисленным и хорошо дисциплинированным гарнизоном; мужество римлян воспламенялось при мысли о крайней опасности, угрожавшей их религии и их владычеству; беглецы из завоеванных арабами провинций с большим против прежнего успехом прибегли к тем средствам обороны, которые употребляли в дело при защите Дамаска и Александрии, а странное и удивительное действие искусственного огня наводило на сарацинов ужас. Это стойкое и успешное сопротивление побудило их заняться более легкими предприятиями: они стали грабить европейские и азиатские берега Пропонтиды и, прохозяйничав на море с апреля до сентября, они с наступлением зимы удалились за восемьдесят миль от столицы, к острову Кизик, на котором устроили склад добычи и съестных припасов. Их упорство было так непреклонно, или их военные операции были так вялы, что в течение следующих шести лет они ежегодно возобновляли в летние месяцы такие же нападения и такое же отступление; но их надежды и энергия мало-помалу ослабевали, пока кораблекрушения и болезни, а также меч и огонь неприятелей не заставили их отказаться от бесплодного предприятия. Им пришлось оплакивать утрату или прославлять мученическую смерть тридцати тысяч мусульман, павших при осаде Константинополя, а торжественное погребение Абу Айюба, или Иова, возбудило любопытство даже в христианах. Этот почтенный араб, один из последних товарищей Мухаммеда, принадлежал к числу тех ансаров или медивских союзников, которые дали пристанище спасавшемуся бегством пророку. В своей молодости он сражался под священным знаменем при Бедере и при Огуде; в своих зрелых летах он был другом и слугою Али, а в конце своей жизни он употребил остатки своих физических сил на опасную борьбу с врагами Корана вдали от своей родины. Арабы чтили его память; но место его погребения оставалось в пренебрежении или было вовсе неизвестно в течение семисот восьмидесяти лет, то есть до взятия Константинополя Мухаммедом Вторым. Одно из тех видений, к которым прибегают последователи всех религий, известило мусульман, что Айюб похоронен у подножия городской стены, внутри гавани, а воздвигнутая там мечеть была назначена местом для несложного и воинственного воцарения турецких султанов.