Константинополь и греческий огонь удержали арабов от вторжения в Европу с восточной стороны; но на западе, со стороны Пиренеев, завоеватели Испании угрожали нашествием на галльские провинции. Упадок французской монархии служил приманкой для этих ненасытных фанатиков. Потомки Хлодвига не унаследовали его воинственного и свирепого нрава, и несчастия или пороки последних королей из рода Меровингов привязали к их именам прозвище ленивцев. Они вступали на престол без всякой власти и сходили в могилу без славы. Загородный дворец в окрестностях Компьеня служил для них резиденцией или тюрьмой; но в марте или мае каждого года их возили в запряженной волами колеснице на собрание франков; там они давали аудиенции иностранным послам и утверждали то, что было сделано дворцовым мэром. Этот домашний служитель сделался правителем нации и господином монарха. Общественная должность превратилась в наследственное достояние одного семейства: старший Пипин оставил своей вдове и прижитому от нее ребенку опекунскую власть над королем, уже достигшим зрелого возраста, а самые предприимчивые из его побочных сыновей силою отняли власть у этих слабых регентов. Полуварварское и полуразвратное правительство почти совершенно утратило всякое влияние, и обложенные данью герцоги, провинциальные графы и ленные владельцы презирали бессильного монарха и были готовы подражать примеру честолюбивого мэра. Между этими самостоятельными правителями одним из самых отважных и самых счастливых в своих предприятиях был герцог Аквитании Эвд, присвоивший себе в южных провинциях Галлии власть и даже титул короля. Готы, гасконцы и франки собрались под знаменем этого христианского героя; он отразил первое нашествие сарацинов, и наместник халифа Зам лишился и своей армии, и своей жизни под стенами Тулузы. Желание отомстить за эту неудачу служило поощрением для честолюбия преемников Зама; они снова перешли через Пиренеи и вступили в Галлию с достаточными силами для завоевания страны и с решимостью победить. Мусульмане снова избрали целью нападения Нарбонну, в которой, благодаря ее выгодному положению, была основана первая римская колония; они заявили притязания на провинцию Септиманию, или Лангедок, как на составную часть испанской монархии; виноградниками Гасконии и городом Бордо стали владеть повелители Дамаска и Самарканда, и вся южная Франция от устьев Гаронны до устьев Роны усвоила нравы и религию арабов.
Но эти узкие пределы не удовлетворяли пылкого Абдель-рахмана, или Абдерама, которого халиф Хашим снова назначил правителем Испании, исполняя желание солдат и народа. Этот испытанный в боях и отважный вождь решил, что вся остальная Франция или Европа должна подчиниться пророку, и приготовился исполнить этот приговор во главе грозной армии, в полной уверенности, что преодолеет все препятствия, воздвигнутые природой или людьми. Его первой заботой было уничтожение мятежника, в руках которого находились главные из пиренейских проходов: мавританский вождь Мунуза вступил в союз с герцогом Аквитанским, а Эвд, из личных интересов или ради общей пользы, отдал свою красавицу дочь за этого африканского бусурмана. Но самая сильная из находившихся в Кардании крепостей была окружена многочисленной армией мусульман; мятежник был схвачен и убит в горах, а его вдова была отправлена пленницей в Дамаск для того, чтоб удовлетворять сладострастие повелителя правоверных или - что более правдоподобно - его тщеславие. После перехода через Пиренеи Абдерам немедленно предпринял переправу через Рону и осаду Арля. Христианская армия попыталась спасти город: гробницы ее вождей еще были видны в тринадцатом столетии, и многие тысячи христианских трупов были унесены быстрым течением реки в Средиземное море. Предприятия Абдерама были не менее успешны со стороны океана. Он перешел без сопротивления через Гаронну и Дордонь, воды которых соединяются в Бордоском заливе; но по ту сторону этих рек он натолкнулся на лагерь неустрашимого Эвда, собравшего новую армию и потерпевшего вторичное поражение, которое было так гибельно для христиан, что, по их собственному печальному признанию, только один Бог был бы в состоянии сосчитать убитых. Победоносный сарацин наводнил своими войсками провинции Аквитании, галльские названия которых скорее извращены, чем заменены новейшими названиями Перигора, Сентонжа и Пуату; его знамена были водружены если не в стенах, то по меньшей мере перед воротами Тура и Санса, а отряды его армии проникли в королевство Бургундское до хорошо известных городов Лиона и Безансона. Воспоминание об этих опустошениях - так как Абдерам не щадил ни страны, ни ее жителей - долго сохранялось в преданиях, а нашествие мавров или магометан на Францию послужило поводом для тех баснословных рассказов, которые так бесцеремонно искажались в рыцарских романах и так изящно разукрашивались итальянскою музой. При том упадке, в котором находились в ту пору и общество, и искусства, сарацины находили в покинутых жителями городах скудную поживу; самую богатую добычу они извлекали из церквей и монастырей, из которых уносили все украшения и затем предавали здания пламени; а местные святые - покровитель города Пуатье Иларий и Мартин Турский - не постарались употребить в дело свои чудотворные способности для защиты своих собственных гробниц. В своем победоносном наступлении сарацины прошли более тысячи миль от Гибралтарского утеса до берегов Луары; если бы они еще прошли такое же пространство, они достигли бы пределов Польши и гористой части Шотландии; Рейн было не труднее перейти, чем Нил или Евфрат, и арабский флот мог бы войти в устье Темзы, не подвергаясь необходимости выдержать морское сражение. Если бы это случилось, то в настоящее время, быть может, преподавали бы в оксфордских школах Коран и с высоты их кафедр доказывали бы исполнившему обряд обрезания народу, как свято и истинно откровение Мухаммеда. Гений и фортуна одного человека предохранили христианство от таких бедствий. Побочный сын старшего Пипина, Карл, довольствовался титулом мэра, или герцога франков, но он был достоин сделаться прародителем длинного ряда королей. В течение своего двадцатичетырехлетнего управления он восстановил и поддерживал достоинство трона, а мятежи германцев и галлов были одни вслед за другими подавлены деятельностью воина, который во время одной и той же кампании мог разворачивать свое знамя и на Эльбе, и на Роне, и на берегах океана. В минуту общественной опасности выбор народа возложил на него защиту государства, а его соперник герцог Аквитанский был доведен до того, что появился в числе беглецов и просителей. "Увы! - восклицали франки, - до какого мы дошли несчастья и до какого унижения! Мы уже давно слышим имя арабов и рассказы об их завоеваниях; мы опасались их нападения со стороны востока, а они завоевали Испанию и вторглись в наши владения с запада. Впрочем, они не могут равняться с нами ни числом, ни вооружением (так как у них нет щитов)". "Если вы послушаетесь моего совета, - отвечал им предусмотрительный дворцовый мэр, - то вы не будет препятствовать их наступлению и не будете торопиться нападением. Этот народ - то же, что поток, который было бы опасно задерживать в его течении. Жажда богатств и сознание успеха усиливают их мужество, а мужество полезнее вооружения и многочисленности. Подождите того времени, когда они обременят себя добычей, которая стеснит их движения. Обладание награбленными богатствами посеет между ними раздоры и обеспечит вашу победу". Эти хитрые уловки, быть может, были придуманы арабскими писателями, а положение, в котором находился Карл, наводит нас на догадку, что его мешкотность была вызвана более узкими себялюбивыми мотивами - а именно желанием унизить гордость и разорить владения мятежного герцога Аквитанского. Но еще более правдоподобно то, что медлительность Карла была неизбежная и недобровольная и при первом и при втором поколении франкских королей не существовало постоянных армий; более половины королевства находилось в руках сарацинов; франки нейстрийские и астразийские, сообразно со своим положением, или слишком глубоко сознавали угрожавшую опасность, или относились к ней слишком беззаботно, а подкрепления, добровольно обещанные гепидами и германцами, были отделены большим расстоянием от лагеря христианского вождя. Лишь только его силы оказались в сборе, он отправился искать неприятеля и нашел его в центре Франции между Туром и Пуатье. Он искусно совершил этот переход под прикрытием ряда возвышенностей, и Абдерам, как кажется, был удивлен его неожиданным появлением. Народы Азии, Африки и Европы шли с одинаковым рвением на бой, который мог изменить судьбы всего мира. Первые шесть дней прошли в небольших стычках, в которых перевес оставался на стороне восточных всадников и стрелков из лука; но во время происшедшего в седьмой день генерального сражения восточные воины не устояли против сильных и высокорослых германцев, которые отстояли гражданскую и религиозную свободу своего потомства своим непреклонным мужеством