Выбрать главу

Однако несмотря на то, что предприятие арабов оказалось и успешным, и прибыльным, им пришлось бы отступить в степь, если бы они не нашли могущественного союзника внутри страны. Суеверия туземцев и их восстание содействовали успехам Александра; они ненавидели своих персидских тиранов, исповедывавших религию магов, - ненавидели за то, что они жгли египетские храмы и удовлетворяли свой святотатственный аппетит мясом бога Аписа. По прошествии десяти столетий та же причина вызвала такой же переворот, и исповедовавшие христианство копты выказали такое же, как и прежде, усердие на защиту непонятного для них религиозного учения. Я уже имел случай говорить о происхождении и об успехах монофизитов и о том, что гонение, которому их подвергал император, превратило эту секту в нацию и восстановило Египет и против императорской религии, и против императорского правительства. Яковитская церковь встретила сарацинов как освободителей, и во время осады Мемфиса велись и тайные, и успешные мирные переговоры между победоносной армией и нацией рабов. Один богатый и знатный египтянин, по имени Мокавкас, скрыл свои религиозные верования для того, чтобы получить должность правителя своей провинции; во время смут, вызванных персидской войной, он стремился к приобретению независимости; присланное Мухаммедом посольство возвело его в звание монарха; но при помощи богатых подарков и двусмысленных комплиментов он отклонил приглашение принять новую религию. Он навлекал на себя гнев Ираклия тем, что употребил во зло оказанное ему доверие; из высокомерия или из страха он медлил изъявлением покорности, а личные интересы побуждали его перейти на сторону сарацинов и положиться на их помощь. На первом совещании с Амром он без негодования выслушал обычное предложение или веровать в Коран, или уплачивать дань, или сражаться. “Греки, - отвечал Мокавкас, - решились сражаться; но я не желаю иметь ничего общего с греками ни в этой жизни, ни в будущей и навсегда отрекаюсь и от византийского тирана, и от его Халкедонского собора, и от его рабов - Мелькитов. Что касается лично меня и моих единоверцев, то мы решились жить и умереть, исповедуя Евангелие и единство естества во Христе. Мы не можем принять откровений вашего пророка, но мы желаем мира и охотно соглашаемся уплачивать его мирским преемникам дань и подчиняться им”. Дань была установлена в размере двух золотых монет с каждого христианина; но старики, монахи, женщины и дети обоего пола, еще не достигшие шестнадцати лет, были освобождены от этого личного налога; копты, жившие и по ту, и по сю сторону Мемфиса, поклялись в верности халифу и обещали трехдневный гостеприимный прием каждому мусульманину, которому придется странствовать по стране. Эта хартия безопасности ниспровергла церковную и светскую тиранию Мелькитов; со всех церковных кафедр стали раздаваться анафемы св. Кирилла, а священные здания вместе с церковным достоянием были возвращены общине яковитов, которые стали невоздержно пользоваться этим моментом торжества и мщения. По настоятельным приглашениям Амра их патриарх Вениамин покинул свое степное пристанище, а после первого с ним свидания любезный араб утверждал, что никогда еще не беседовал с христианским священником, который отличался бы более безупречным характером и более почтенной наружностью. Во время перехода из Мемфиса до Александрии наместник Омара не принимал никаких предосторожностей для своей личной безопасности, полагаясь на усердие и на признательность египтян; при его приближении дороги и мосты тщательно исправлялись, и ему постоянно доставлялись и съестные припасы, и все нужные сведения. Жившие в Египте греки не превышали своим числом и десятой части туземного населения; они не могли устоять против всеобщей измены; их всегда ненавидели, а теперь перестали бояться; судьи стали покидать свои трибуналы, а епископы - свои алтари, и гарнизоны отдаленных городов сдавались восставшим народным массам или вследствие того, что были застигнуты врасплох, или вследствие того, что были лишены подвоза съестных припасов. Если бы Нил не служил путем безопасных и скорых сообщений с морем, то не мог бы спастись ни один из тех, кто по рождению, по языку, по должности или по религии имел что-либо общее с ненавистным именем греков.

Вследствие своего отступления из Верхнего Египта греки собрали значительные военные силы на острове Дельты; естественные и искусственные протоки Нила представляли ряд сильных и удобозащищаемых позиций, и чтобы расчистить путь к Александрии, сарацинам пришлось выдержать в течение двадцати двух дней несколько генеральных сражений и стычек. В летописях их завоеваний осада Александрии была едва ли не самым трудным и не самым важным из их военных предприятий. Первый торговый город в мире был обильно снабжен и средствами существования, и средствами обороны. Его многочисленные жители сражались за самые дорогие человеческие права - за религию и за собственность, а вследствие ненависти, которую питало к ним туземное население, они, по-видимому, были лишены возможности пользоваться благами мира и веротерпимости. Море было постоянно открыто, и если бы Ираклий пробудился из своего усыпления ввиду общественного бедствия, он мог бы беспрепятственно присылать свежие армии из римлян и из варваров для защиты второй столицы империи. Необходимость оборонять окружность в десять миль принудила бы греков разделить их силы, а это обстоятельство было бы благоприятно для военных хитростей предприимчивого врага; но две стороны этого продолговатого четырехугольника были прикрыты морем и озером Мареотида, и каждая из их узких оконечностей представляла фронт длиною лишь в десять стадий. Усилия арабов не были несоразмерны с трудностью предприятия и с важностью цели. С высоты мединского трона взоры Омара были устремлены на лагерь и на город; его голос призывал арабские племена и сирийских ветеранов к участию в борьбе, а блестящая репутация и плодородие Египта усиливали усердие тех, кто желал участвовать в этой священной войне. Желание низвергнуть или изгнать своих тиранов побуждало туземцев усердно содействовать усилиям Амра; пример их союзников, быть может, воспламенил в них некоторые проблески воинственного мужества, а Мокавкас ласкал себя надеждой, что будет похоронен в церкви св. Иоанна Александрийского. Патриарх Евтихий замечает, что сарацины сражались с львиною яростью; они отражали частые и почти ежедневные вылазки осажденных и скоро, в свою очередь, стали нападать на городские стены и башни. При каждом нападении меч и знамя Амра блестели в авангарде мусульман. Однажды он едва не погиб от своей неблагоразумной храбрости; следовавший за ним отряд проник внутрь цитадели, но был принужден отступить, а главнокомандующий вместе с одним из своих друзей и с одним рабом остался пленником в руках христиан. Когда Амр был приведен к префекту, он не позабыл своего достоинства, но позабыл о своем положении; по его высокомерному поведению и энергическому тону его речи неприятель мог догадаться, что это был наместник халифа, и один солдат уже занес свою секиру, чтобы отрубить голову смелого пленника. Он был обязан своим спасением находчивости раба, который внезапно ударил своего повелителя по лицу и гневным тоном приказал ему молчать в присутствии старших. Легковерный грек дался в обман; он внял предложению мирного договора, отпустил своих пленников в надежде, что вместо них будут присланы более важные послы, и узнал свою ошибку лишь тогда, когда раздавшиеся в мусульманском лагере радостные возгласы возвестили о возвращении главнокомандующего и выставили на общее осмеяние наивность неверных. Наконец, после четырнадцатимесячной осады и после потери двадцати трех тысяч человек сарацины одержали верх: греки посадили на суда свои упавшие духом и уменьшившиеся числом войска, и знамя Мухаммеда было водружено на стенах египетской столицы. “Я овладел, - писал Амр халифу, - великим западным городом. Я не в состоянии перечислить его разнообразные богатства и красоты и вынужден ограничиться замечанием, что он заключает в себе четыре тысячи дворцов, четыре тысячи бань, четыреста театров или увеселительных заведений, двенадцать тысяч лавок для продажи растительной пищи и сорок тысяч обложенных данью иудеев. Город был взят вооруженной силой без заключения договора или капитуляции, и мусульмане горят нетерпением воспользоваться плодами своей победы.” Повелитель правоверных решительно отверг всякую мысль о грабеже и приказал своему наместнику беречь богатства и доходы Александрии на общественные нужды и на распространение мусульманской религии; жителям была сделана перепись, и они были обложены данью; на фанатизм и на злобу яковитов была наложена узда, а преклонившиеся под иго арабов мелькиты получили дозволение мирно и спокойно исповедовать свою религию. Известие об этом позорном пагубном событии потрясло физические силы Ираклия, и без того уже приходившие в упадок, и он умер от водяной почти через семь недель после падения Александрии. Во время малолетства его внука жалобы народа, лишившегося своего ежедневного пропитания, заставили византийское правительство попытаться снова овладеть столицей Египта. В течение четырех лет римская эскадра и римская армия два раза занимали гавань и укрепления Александрии. Они были два раза прогнаны мужественным Амром, который, ввиду этой внутренней опасности, поспешил возвратиться из своих дальних экспедиций в Триполи и в Нубию. Но ввиду легкости, с которой неприятель мог делать такие попытки, ввиду его возобновлявшихся нападений и упорного сопротивления Амр дал клятву, что, если ему придется в третий раз загонять неверных в море, он сделает доступ в Александрию со всех сторон таким же легким, как легок доступ в жилище проститутки. Он сдержал свое слово и приказал срыть в нескольких местах городские стены и башни, но, наказывая город, он щадил население, и мечеть Милосердия была воздвигнута на том месте, где победоносный вождь сдержал неистовство своих войск.