V. Наступавшие с севера готы и наступавшие с юга сарацины встретились на границах Европы и Африки. По мнению последних, различие религий было основательным поводом для вражды и для нападения. Еще во времена Османа их хищнические эскадры опустошали берега Андалузии, и они не позабыли, какая помощь была оказана готами Карфагену. В ту пору, точно так же как и в настоящее время, испанские короли владели крепостью Сеута - одним из Геркулесовых столбов, который отделяется узким проливом от противоположного столба, составляющего оконечность Европы. Чтобы довершить завоевание Африки, арабам еще нужно было овладеть небольшою частью Мавритании; но возгордившийся своими победами Муса потерпел неудачу под стенами Сеуты вследствие бдительности и мужества готского вождя графа Хулиана. Обманутый в своих ожиданиях Муса был выведен из своего затруднительного положения неожиданным посланием христианского вождя, который предлагал в распоряжение преемников Мухаммеда свою крепость, свою личность и свой меч, и просил позорной чести открыть арабским армиям путь внутрь Испании. Касательно мотива измены гр. Хулиана испанские историки единогласно повторяют популярный рассказ, что его дочь Каву соблазнил или изнасиловал ее монарх и что ее отец принес и свою религию, и свое отечество в жертву жажде мщения. Страсти монархов нередко отличались разнузданностью и нередко вели к пагубным последствиям; но этот хорошо известный и романический рассказ не представляет достаточной достоверности, а история Испании наводит нас на иные мотивы, основанные на личных интересах и политических расчетах и более подходящие к характеру опытного государственного деятеля. После смерти или низложения Витицы его двое сыновей были устранены от престола честолюбивым и знатным готом Родриго, отец которого, состоя в должности герцога или губернатора одной провинции, пал жертвою тирании предшествовавшего царствования. Монархия еще была избирательной; но выросшие на ступенях трона сыновья Витицы не могли примириться со своим положением частных людей. Их злоба была тем более опасна, что она была прикрыта придворным притворством; их приверженцы воодушевлялись воспоминанием о милостях, которые когда-то на них сыпались, и надеждой произвести государственный переворот, а их дядя, толедский и севильский архиепископ Оппас, был первой особой в церкви и второй особой в государстве. Весьма правдоподобно, что Хулиан принадлежал к этой партии неудачников, что ему нечего было ожидать, но многого можно было опасаться при новом царствовании и что неосторожный Родриго не умел позабыть или простить обид, вынесенных им и его семейством. Благодаря своим заслугам и своему влиянию Хулиан был полезным, но опасным подданным; его поместья были обширны, его приверженцы были отважны и многочисленны, а в то время, как он управлял Андалузией и Мавританией, он, к несчастию, ясно доказал, что в его руках находились ключи испанской монархии. Но будучи слишком слаб для открытой борьбы со своим государем, он прибегнул к содействию иноземцев и, опрометчиво призвав к себе на помощь мавров и арабов, сделался виновником общественных бедствий, длившихся восемьсот лет. В своих посланиях или личных беседах он описал арабам богатство и бессилие своего отечества, слабость непопулярного монарха и нравственный упадок изнежившегося народа. Готы уже не были теми победоносными варварами, которые смирили гордость Рима, ограбили царицу наций и проникли от берегов Дуная до Атлантического океана. Преемники Алариха, отделенные от остального мира Пиренейскими горами, впали среди продолжительного внутреннего спокойствия в усыпление; стены, которыми были обнесены города, обращались в развалины; юношество отучилось владеть оружием, а самоуверенность, которую ему внушала прежняя слава, обрекала его на гибель при первом нападении врага. Честолюбивый сарацин увлекся легкостью и важностью предприятия, но отложил его до получения указаний от повелителя правоверных; его посланец возвратился с дозволением Валида присоединять неизвестные западные царства к религии и к владениям халифов. Живя в Танжере, Муса втайне и осторожно поддерживал сношения с Хулианом и торопливо готовился к экспедиции, а чтобы успокоить совесть заговорщиков, уверял их, что будет удовлетворен славой и добычей, но не намерен утверждать владычество мусульман по ту сторону моря, отделяющего Африку от Европы. Прежде чем вверить армию правоверных иноземным изменникам и неверным, Муса сделал менее опасную пробу их силы и искренности. Сто арабов и четыреста африканцев переехали через море на четырех кораблях из Танжера или из Сеуты, место их высадки на противоположном берегу пролива обозначено именем их вождя Тарика, а время этого достопамятного события относят к месяцу Рамадану девяносто первого года хиджры, то есть к июлю 748 года по летосчислению испанцев, начинавшемуся с эры Цезаря, или к 710 году после Р.Х. Из этой первой стоянки они прошли восемнадцать миль по гористой местности до Хулианова замка или города, которому (он до сих пор носит название Альхесирас) дали название Зеленого Острова по выдвигающемуся в море и покрытому зеленью мысу. И оказанная им гостеприимная встреча, и значительное число присоединившихся к ним христиан, и их вторжение в плодородную и никем не охраняемую провинцию, и захваченная ими богатая добыча, и их безопасное возвращение - все это было принято их соотечественниками за самое надежное предзнаменование успеха. Следующей весной пять тысяч ветеранов и волонтеров отплыли под предводительством Тарика - отважного и искусного воина, который превзошел ожидания своего начальника, а транспортные суда были доставлены их слишком верным союзником. Сарацины высадились у одного из так называемых столбов, или на оконечности Европы; в извращенном и общепринятом названии Гибралтара отчасти сохранилось первоначальное название Gebel al Tarik - Тариковой горы, а окопы арабского лагеря были первым легким очертанием тех укреплений, которые в руках наших соотечественников устояли против военного искусства и могущества Бурбонской монархии. Губернаторы соседних провинций уведомили толедский двор о высадке и об успехах арабов, а поражение наместника Родриго Эдеко, которому было приказано схватить и перевязать самонадеянных чужеземцев, объяснило королю, как была велика угрожавшая ему опасность. Герцоги, графы, епископы и знать готского монарха собрались, по зову короля, во главе своих вассалов, а взаимное сходство испанских племен по языку, религии и нравам может служить объяснением того, что один арабский историк дает Родриго титул короля римлян. Испанская армия, состоявшая из девяноста или из ста тысяч человек, была бы грозной силой, если бы ее преданность и дисциплина соответствовали ее многочисленности. Усиленная подкреплениями армия Тарика состояла из двенадцати тысяч сарацинов; но благодаря влиянию Хулиана к ней присоединилось много недовольных христиан и, сверх того, толпы африканцев поспешили принять участие в мирских наслаждениях, дозволенных Кораном. Находящийся неподалеку от Кадикса город Херес был прославлен битвой, которая решила судьбу королевства: впадающая в залив речка Гвадалета разделяла два лагеря, и в течение первых трех дней все кровопролитные стычки оканчивались тем, что соперники то приближались к ее берегам, то отступали от них. На четвертый день между двумя армиями завязалась более серьезная и решительная битва; но Аларих покраснел бы от стыда при виде своего недостойного преемника, который, с диадемой из жемчуга на голове и в длинной одежде, вышитой золотом и шелком, развалился на везомых двумя белыми мулами носилках или колеснице из слоновой кости. Несмотря на свое мужество, сарацины были подавлены многочисленностью неприятеля и усеяли равнину Хереса шестнадцатью тысячами трупов. “Братья, - сказал Тарик, обращаясь к своим уцелевшим товарищам, - перед нами неприятель, позади нас море; куда же могли бы мы отступить? Идите за вашим предводителем; я решился или умереть, или попрать моими ногами повергнутого наземь короля римлян”. Внушаемая отчаянием неустрашимость не была его единственным ресурсом: он рассчитывал на тайные сношения и на ночные свидания графа Хулиана с сыновьями и с братом Витицы. Двое из этих принцев и архиепископ Толедский занимали самую важную позицию; они ловко выбрали момент для измены, и ряды христиан были прорваны; тогда каждый воин, из страха или из недоверия к начальникам, стал заботиться лишь о своей личной безопасности, и остатки готской армии были рассеяны или уничтожены во время бегства и преследования трех следующих дней. Среди общего смятения Родриго сошел со своей колесницы и вскочил на самого быстроногого из своих коней Орелию; но он избежал смерти воина для того, чтобы погибнуть более позорно в водах Бетия, или Гвадалквивира. Его диадема, его одеяние и его конь были найдены на берегу реки; но так как его труп исчез в волнах, то следует полагать, что голова, которую халиф с триумфом выставил напоказ перед Дамаскским дворцом, принадлежала какому-нибудь менее знатному смертному. “Такова, - присовокупляет один храбрый арабский историк, - бывает участь тех царей, которые держатся вдали от поля битвы”.