Граф Хулиан так глубоко погряз в преступлении и в позоре, что только от гибели своего отечества мог чего-либо ожидать в будущем. После битвы при Хересе он указал победоносному сарацину, какие меры всего скорее приведут к завоеванию страны: “Король готов погиб; их принцы обращены вами в бегство, их армия потерпела решительное поражение, а народ не может прийти в себя от изумления; отрядите достаточные силы для завладения городами Бетики, а сами немедленно идите на королевскую столицу Толедо и не давайте испуганным христианам ни времени, ни досуга для избрания нового монарха”. Тарик послушался этого совета. Один пленный римлянин, перешедший в магометанскую веру и отпущенный на свободу самим халифом, напал на Кордову с семьюстами всадниками; он переплыл через реку, овладел городом врасплох и загнал христиан в главную церковь, где они оборонялись в течение с лишком трех месяцев. Другой отряд овладел морским побережьем Бетики, которое, в последнем периоде мавританского владычества, составляло небольшое, но густонаселенное королевство Гренадское. Тарик направился от берегов Бетия к берегам Тага через Сьерру Морену, которая отделяет Андалузию от Кастилии, и наконец появился во главе своей армии под стенами Толедо. Самые ревностные католики спаслись бегством, унося с собою мощи своих святых, а городские ворота оставались запертыми только до той минуты, когда победитель подписал умеренные условия выгодной капитуляции. Добровольным изгнанникам было дозволено удалиться со своими пожитками; семь церквей были отведены для христианского богослужения; архиепископ и его духовенство могли беспрепятственно исполнять свои обязанности; монахи могли беспрестанно совершать или откладывать в сторону дела покаяния, а готам и римлянам было предоставлено право вести все гражданские и уголовные дела по своим собственным законам и у своих собственных судей. Но если Тарик из уважения к справедливости оказывал покровительство христианам, зато он из признательности и из политических расчетов награждал евреев, тайному или явному содействию которых был обязан самым важным из своих приобретений. Эту нацию отверженников постоянно притесняли и испанские короли, и испанские соборы, нередко заставлявшие ее делать выбор между крещением и изгнанием; поэтому она воспользовалась удобным случаем, чтобы отомстить за себя; сравнение между прошлым и вновь приобретенным ее положением служило залогом ее преданности, и союз между последователями Моисея и последователями Мухаммеда не нарушался до той минуты, когда и те, и другие были окончательно выгнаны из Испании. Из столичного города Толедо арабский вождь распространил свои завоевания к северу и покорил те страны, которые впоследствиии носили название королевств Кастилии и Леона; но едва ли нужно перечислять города, сдавшиеся при его приближении, или снова описывать изумрудный стол, который был вывезен с Востока римлянами, достался готам в числе захваченной в Риме добычи и был отправлен арабами в Дамаск в подарок халифу. По ту сторону Астурийских гор приморский город Хихон был пределом военных подвигов Тарика, который с быстротою простого путешественника победоносно прошел семьсот миль, отделяющих Гибралтарский утес от Бискайского залива. Он возвратился назад потому, что некуда было идти далее, и вслед за тем был отозван в Толедо для того, чтобы оправдать самонадеянность, с которой осмелился завоевать целое государство в отсутствие своего начальника. Испания, в течение двухсот лет сопротивлявшаяся римлянам, когда была еще более дикой и неблагоустроенной страной, перешла в течение нескольких месяцев в руки сарацинов, и так велика была готовность населения подчиняться неприятелю и вступать с ним в переговоры, что губернатора Кордовы считали единственным военачальником, попавшим в плен без всяких предварительных условий. Участь готов была бесповоротно решена на полях Хереса, и среди общего смятения каждая часть монархии уклонялась от борьбы с таким противником, против которого не устояли соединенные силы целого народа. Эти силы были окончательно истощены сначала голодом, а потом моровой язвой, а торопившиеся сдаться неприятелю губернаторы, быть может, преувеличивали трудность снабжать осажденные города припасами. Страх, внушаемый суеверием, также содействовал тому, чтобы отнять у христиан охоту обороняться, и хитрый араб поддерживал слухи о разных снах, предзнаменованиях и предсказаниях, а также о найденных в одном из королевских апартаментов портретах будущих завоевателей Испании. Однако одна искра живительного пламени еще не угасла: непреклонные беглецы, предпочитавшие бедность и свободу, укрылись в долинах Астурии; отважные горцы устояли против нападений рабов халифа, и меч Пелагия впоследствии превратился в скипетр католических королей.
При известии о быстрых успехах Тарика одобрение Мусы перешло в зависть, и он стал не жаловаться, а опасаться, что ему уже ничего не останется завоевывать. Он лично переправился из Мавритании в Испанию во главе десяти тысяч арабов и восьми тысяч африканцев; его главными помощниками были самые знатные из курейшитов; своего старшего сына он оставил в Африке в качестве правителя и взял с собою трех меньших сыновей, которые и по своим летам, и по своему мужеству были способны помогать отцу в самых смелых предприятиях. При высадке в Альхесирасе он был почтительно встречен графом Хулианом, который заглушил угрызения своей совести и старался доказать и на словах, и на деле, что победа арабов не ослабила его преданности. Еще не все враги были побеждены, и Муса еще мог употребить в дело свой меч. Слишком поздно одумавшиеся готы сравнивали свою собственную многочисленность с незначительным числом победителей; города, которые Тарик оставлял в стороне во время своего наступления, считали себя неприступными, а укрепления Севильи и Мерида защищались самыми храбрыми патриотами; они были осаждены и взяты Мусой, перенесшим свой лагерь сначала с берегов Бетия к берегам Аны, а потом с берегов Гвадалквивира к берегам Гвадианы. Когда он осмотрел великолепные римские сооружения - мосты, водопроводы, триумфальные арки и театр древней метрополии Лузитании, он обратился к своим четырем товарищам со следующими словами: “Можно подумать, что человеческий род собрал все свое искусство и все свои силы для постройки этого города; счастлив тот, кому он достанется!” Он стремился к этому счастью, но жители Мериды поддержали в этом случае честь своего происхождения от ветеранов, служивших в легионах Августа. Не желая сидеть взаперти внутри городских стен, они вышли на равнину, чтобы сразиться с арабами, но неприятельский отряд, поставленный в засаде внутри каменоломни или позади развалин, наказал их за эту неосторожность и отрезал им путь к отступлению. Тогда Муса приказал подкатить к городскому валу деревянные башни, употреблявшиеся в дело для приступа; но оборона Мериды была и упорна, и продолжительна, а замок мучеников будет вечно свидетельствовать о потерях, понесенных мусульманами. Голод и отчаяние наконец сломили упорство осажденных, а благоразумный победитель приписал своему милосердию и уважению к неприятелю те условия, на которые он согласился из нетерпения овладеть городом. Жителям был предоставлен выбор между изгнанием и уплатой дани; церкви были разделены между двумя религиями, а богатства тех христиан, которые или погибли во время осады, или удалились в Галисию, были конфискованы в пользу правоверных. На полдороге между Меридой и Толедо помощник Мусы приветствовал в его лице халифова наместника и затем сопровождал его до дворца готских королей. Их первое свидание было холодно и церемонно; у Тарика потребовали строгого отчета о собранных в Испании сокровищах; на него стали возводить подозрения и клевету, и герой был заключен в тюрьму, осыпан оскорблениями и подвергнут позорному бичеванию от руки или по приказанию Мусы. Однако так строга была дисциплина у первых мусульман, так искренно было их усердие и так велика была их готовность к повиновению, что после этого публичного унижения Тарик мог оставаться на службе и на него могли с доверием возложить завоевание Таррагонской провинции. В Сарагосе была построена мечеть благодаря щедрости курейшитов; Барселонский порт был открыт для сирийских кораблей, а готов арабы преследовали по ту сторону Пиренейских гор внутрь принадлежавшей им галльской провинции Септимании, или Лангедока. В церкви св. Марии в Каркасоне Муса нашел, но едва ли можно поверить, что там оставил семь конных статуй из массивного серебра, а из Нарбоны, где он воздвигнул терм, или колонну, он возвратился тем же путем к берегам Галисии и Лузитании. Во время его отсутствия его сын Абделазиз наказал севильских инсургентов и овладел побережьем Средиземного моря от Малаги до Валенсии; дошедший до нас в подлиннике договор между ним и столько же благоразумным, сколько мужественным Теодомиром знакомит нас с нравами и политикой того времени: “Мирные условия, установленные и утвержденные клятвой между Абделазизом, сыном Мусы, сына Носеира, и готским принцем Теодемиром. Во имя Всемилосердного Бога Абделазиз заключает мир на следующих условиях: Теодомиру дозволяют спокойно владеть его княжеством и не будут делать никаких посягательств на жизнь или собственность христиан, на их жен и детей, на их религию и храмы; Теодемир должен добровольно сдать семь своих городов: Ориуэлу, Валентолу, Аликанте, Молу, Вакасору, Бигерру (теперешний Бежар), Ору (или Опту) и Лорку; он не должен ни поддерживать, ни принимать врагов халифа, а должен верно сообщать все, что узнает об их враждебных замыслах; и он сам, и каждый знатный гот должны ежегодно платить по одной золотой монете, по четыре меры пшеницы, по стольку же мер ячменя и некоторое количество меду, оливкового масла и уксусу, а каждый из их вассалов должен уплачивать такую же подать в половинном размере. Дано 4 Регеба, на девяносто четвертом году хиджры и подписано именами четырех мусульманских свидетелей”. С Теодемиром и с его подданными завоеватель обошелся чрезвычайно снисходительно, но дань налагалась то в размере одной десятой, то в размере одной пятой части дохода, смотря по тому, покорялись ли христиане добровольно или после упорного сопротивления. Во время этого переворота причиною многих несчастий были чувственные и религиозные страсти фанатиков; они оскверняли христианские церкви введением нового культа, принимали мощи и иконы за идолов, истребляли мятежников мечом, а один город (который находился между Кордовой и Севильей и название которого не дошло до нас) разрушили до основания. Однако, если мы сравним эти насилия с тем, что делалось во время нашествия готов на Испанию или в то время, когда короли Кастилии и Арагона освобождали ее от владычества иноземцев, то мы будем вынуждены похвалить арабских завоевателей за их сдержанность и дисциплину.