В произведениях греческих и латинских писателей мы находим лишь неясные сведения о географии Персии; но самые знаменитые из ее городов, как кажется, были построены до нашествия арабов. Благодаря покорению Хамадана и Исфахана, Казвина, Тебриза, Рея, завоеватели мало-помалу приближались к берегам Каспийского моря, и меккские ораторы могли прославлять успехи и мужество правоверных, уже потерявших из виду Северную Медведицу и почти переступивших за пределы обитаемого мира. Снова повернув к западу, в направлении к римским владениям, они перешли через Тигр по Мосульскому мосту и в завоеванных ими провинциях Армении и Месопотамии обнялись со своими победоносными товарищами, принадлежавшими к сирийской армии. Когда они двинулись из Мадаинского дворца на восток, их военные успехи были и не менее быстры, и не менее обширны. Продвигаясь вперед вдоль берегов Тигра и Персидского залива, они проникли сквозь горные ущелья в долину Истахра или Персеполя и осквернили последнее святилище, остававшееся во власти магов. Внук Хосрова едва не был захвачен врасплох среди пошатнувшихся колонн и обезображенных фигур - этих печальных эмблем прошлой и тогдашней судьбы Персии; он торопливо бежал через Керманскую степь, обратился с просьбой о помощи к воинственным жителям Систана и нашел скромное убежище на границе тюркских и китайских владений. Но победоносная армия не знает усталости; арабы разделили свои силы для преследования трусливого врага, и халиф Осман обещал управление Хорасаном первому генералу, который проникнет в эту обширную и многолюдную страну, когда-то находившуюся во власти древних бактрийцев. Это условие было принято; эта награда была заслужена; знамя Мухаммеда было водружено на стенах Герата, Мерва и Балха, и счастливый вождь не останавливался и не отдыхал до тех пор, пока не напоил своих покрытых пеною коней водами Окса. Благодаря господствовавшей там анархии независимые начальники городов и укрепленных замков заключали отдельные капитуляции; условия устанавливались или предписывались сообразно с тем, что руководило действиями победителя - уважение, предусмотрительность или сострадание, и от одного изъявления покорности зависело различие между теми, кого причисляли к разряду друзей, и теми, кого причисляли к разряду рабов. Князь, или сатрап Ахваза и Суз, Хормузан был вынужден, после мужественной обороны, отдать и самого себя, и свои владения на произвол халифа, а происшедшее между ними свидание представляет верную картину арабских нравов. В присутствии Омара и по его приказанию с чванного варвара сняли вышитое золотом шелковое одеяние и усыпанную рубинами и изумрудом корону. “Сознаете ли вы теперь, - спросил победитель у своего раздетого пленника, - в чем заключается приговор Божий и какое различие между участью неверных и участью тех, кто изъявляет покорность?” “Увы, -отвечал Хормузан, - я сознаю это слишком глубоко. В дни нашего общего невежества мы сражались земным оружием, и моя нация одерживала верх. В ту пору Бог относился к борьбе безучастно; но с тех пор, как он принял вашу сторону, вы ниспровергли и наше владычество, и нашу религию”. Утомленный этим мучительным свиданием, перс стал жаловаться на невыносимую жажду, но обнаружил опасение, что его убьют в то время, как он будет пить воду. “Не робейте, - сказал халиф, - ваша жизнь не подвергнется никакой опасности, пока вы не выпьете эту воду”; хитрый сатрап поблагодарил за это обещание и мгновенно разбил сосуд с водой о землю. Омар хотел наказать его за такое плутовство, но окружающие напомнили о святости клятвы, а немедленное обращение Хормузана в магометанскую веру дало ему право не только на полное помилование, но и на ежегодную пенсию в две тысячи золотых монет. Чтоб ввести в Персии хорошее управление, была составлена опись народонаселения, рогатого скота и земных продуктов, и если бы этот документ, свидетельствовавший о заботливости халифов, дошел до нас, он был бы поучителен для философов всех веков.
В своем бегстве Иездигер проник по ту сторону Окса и достиг Яксарта - двух рек, хорошо известных и древним, и новым народам, и вытекающих из индийских гор в направлении к Каспийскому морю; он нашел гостеприимное убежище у Тархуна, владетеля плодородной провинции Ферганы на берегах Яксарта; жалобы и обещания падшего монарха растрогали и владетеля Самарканда, и тюркские племена Согдианы и Скифии, и он отправил посольство с поручением искать более прочной и более надежной дружбы китайского императора. Добродетельного Тай-цзуна, первого представителя династии Тан, можно по справедливости сравнивать с римскими Антонинами; его подданные наслаждались благоденствием и внутренним спокойствием, и его власти подчинялись сорок четыре орды живших в Татарии варваров. Гарнизоны, стоявшие в его пограничных городах Кашгаре, Хотане, имели частые сношения со своими соседями, жившими на берегах Яксарта и Окса; незадолго перед тем основанная персидская колония ввела в Китае астрономию магов, и Тай-цзун, быть может, был встревожен быстрыми успехами арабов и их опасным соседством. Влияние, а быть может и содействие, китайского правительства оживило надежды Иездигера и усердие огнепоклонников, и он возвратился назад с тюркской армией, чтоб отвоевать наследственное достояние своих предков. Счастливые мусульмане, не обнажая меча, сделались зрителями его гибели и смерти. Внуку Хосрова изменил один из его служителей, взбунтовавшиеся жители Мерва оскорбляли его, а варварские союзники напали на него, нанесли ему поражение и пустились за ним в погоню. Он достиг берегов реки и предлагал свои кольца и браслеты за то, чтоб его немедленно перевезли на другой берег в лодке мельника. Грубый мельник - или потому, что не понимал, в каком критическом положении находился царь, или потому, что не чувствовал сострадания к нему, отвечал, что его мельница приносит ему ежедневный доход в четыре драхмы серебра и что он прекратит свою работу только в том случае, если получит за это приличное вознаграждение. В этот момент колебаний и мешкотности последний царь из рода Сасанидов был настигнут и убит тюркской кавалерией на девятнадцатом году своего несчастного царствования. Его сын Пероз был почтительным клиентом китайского императора и принял должность начальника его гвардии, а поселившиеся в провинции Бухара персидские изгнанники долго поддерживали там религию магов. Его внук унаследовал царский титул; но после одной слабой и безуспешной попытки он возвратился в Китай и кончил жизнь в сианьском дворце. Мужская линия Сасанидов пресеклась; но происходившие от персидского царского рода пленницы поступили в рабыни или в жены победителей, и кровь этих знатных матерей облагородила род халифов и имамов.
После разрушения Персидской империи река Окс стала отделять владения сарацинов от владений тюрок. Предприимчивые арабы скоро перешагнули через эту узкую грань; губернаторы Хорасана стали расширять свои непрерывные нашествия, и один из их триумфов был украшен ботинкой, которую потеряла одна тюркская царица, торопливо спасавшаяся бегством через горы Бухары. Но окончательное завоевание и Трансоксианы, и Испании состоялось лишь в славное царствование бездеятельного Валида, а имя Кутейбы, погонщика верблюдов, свидетельствует о происхождении и личных достоинствах его наместника, совершившего эти завоевания. В то время как один из его помощников впервые водрузил магометанское знамя на берегах Инда, Кутейба подчинял владычеству пророка и халифа обширные страны, лежащие между Оксом, Яксартом и Каспийским морем. Неверные были обложены податью в два миллиона золотых монет; их идолы были или сожжены, или разбиты на куски; мусульманский вождь произнес проповедь в мечети Хорезма; после нескольких сражений тюркские орды были загнаны в степь, и китайский император стал искать дружбы победоносных арабов. Их трудолюбию можно в значительной мере приписать плодородие той провинции, которая носила в древности название Согдианы; но еще со времени владычества македонских царей местное население сознавало выгоды, доставляемые почвой и климатом, и пользовалось ими. До нашествия сарацинов Хорезм, Бухара и Самарканд были богаты и многолюдны под игом северных пастухов. Эти города были окружены двойными стенами, а внешние укрепления, при более обширной окружности, вмещали внутри себя окрестные поля и сады. Обоюдные нужды Индии и Европы удовлетворялись предприимчивостью согдийских торговцев, а неоценимое искусство превращать холст в писчую бумагу распространилось из Самаркандской мануфактуры по всему западу.