Утверждение тюркского владычества в Анатолии или в Малой Азии было самою тяжкою из всех утрат, понесенных церковью и империей с того времени, как халифы стали расширять свои владения путем завоеваний. За свое старание распространять мусульманскую религию Сулейман получил название Гази, или священного поборника, и его новое царство Римское или Румское было прибавлено к списку царств восточной географии. Оно, как рассказывают, простиралось от Евфрата до Константинополя и от берегов Черного моря до границ Сирии; в нем находились в большом числе руды серебряные и железные, квасцовые и медные; в нем было много хлеба и вина, много рогатого скота и превосходных коней. Богатства Лидии, искусства греков, блеск Августова века сохранились только в книгах и в развалинах, одинаково непонятных для скифских завоевателей. Однако в Анатолии и до сих пор встречаются богатые и многолюдные города, а под византийским владычеством эти города были и более многочисленны, и более обширны, и более богаты. Султан выбрал для постройки своего дворца и укрепил главный город Вифинии Никею; владычествовавшая над Румом Сельджукская династия основала свою резиденцию в ста милях от Константинополя, а божественность Христа стали отвергать и осмеивать в том самом храме, где она была признана первым вселенским собором католиков. В мечетях стали проповедовать единство Божие и призвание Мухаммеда; в школах стали учить арабскому языку; кади стали постановлять приговоры по законам Корана; в городах стали преобладать тюркские нравы и тюркский язык, и тюркские лагеря рассыпались по равнинам и горам Анатолии. При тяжелой обязанности уплачивать дань тюркам и жить в рабской от них зависимости, христиане пользовались правом исповедовать свою религию; но самые высокочтимые из их церквей были профанированы: их священники и епископы подвергались оскорблениям; они должны были выносить торжество язычников и вероотступничество своих единоверцев; над несколькими тысячами детей было совершено обрезание, и много тысяч пленников были обречены на исполнение низких обязанностей при своих повелителях или на удовлетворение их страстей. После утраты Азии Антиохия по-прежнему оставалась верной Христу и Цезарю; но эта уединенная провинция не могла ожидать помощи от римлян и была со всех сторон окружена магометанскими владениями. Ее губернатор Филарет готовился с отчаяния изменить и своей религии и своему императору; это преступление предотвратил сын Филарета, поспешно отправившийся в никейский дворец и предложивший Сулейману отдать в его руки эту ценную добычу. Честолюбивый султан сел на коня и совершил переход в шестьсот миль в двенадцать ночей (так как днем он отдыхал). Это предприятие было ведено с такой быстротой и в такой тайне, что не успевшая опомниться Антиохия сдалась, а примеру метрополии последовали зависимые от нее города вплоть до Лаодикеи и до границ территории, принадлежавшей городу Алеппо. От Лаодикеи до Фракийского Босфора или до рукава св. Георгия, завоевания и владычество Сулеймана простирались в длину на тридцать дней пути, а в ширину, между утесами Ликеи и Черным морем, они простирались на десять или пятнадцать. Незнакомство турков с мореплаванием в течение некоторого времени охраняло бесславную безопасность империи; но лишь только был построен пленными греками флот из двухсот судов, Алексия объявил страх за стенами его столицы. Он разослал по всей Европе плачевные послания, в которых старался разжалобить латинов, описывая опасное положение, слабость и богатства Константинова города.
Но самым интересным из всех завоеваний, совершенных сельджукскими тюрками, было завоевание Иерусалима, сделавшегося вскоре после того театром борьбы для всех народов. В капитуляции, заключенной с Омаром, жители Иерусалима выговорили неприкосновенность своей религии и собственности, но условия этого договора объяснял по-своему такой повелитель, с которым было бы опасно спорить, и в течение четырехсотлетнего владычества халифов политические условия, в которых жило иерусалимское население: подвергались частым переменам. Но магометане захватили три четверти города, в чем для них могли служить оправданием увеличивавшееся число людей, переходивших в магометанскую религию, и возрастание населения; патриарху с его духовенством и прихожанами был отведен особый квартал; за это покровительство уплачивалась поголовная подать в две золотые монеты, а гроб Господен вместе с церквью Воскресения еще оставался в руках своих поклонников. Не местные жители были самыми многочисленными и самыми знатными из этих поклонников; завоевание города арабами не только не прекратило пилигримство, но придало им более широкие размеры, а энтузиазм, из которого возникала мысль об этих опасных путешествиях, находили для себя пищу в скорби и негодовании. К гробу Господню и к другим соседним святилищам беспрестанно стекались с востока и с запада толпы пилигримов, в особенности во время празднования Пасхи; греки и латины, несториане и яковиты, копты и абиссинцы, армяне и грузины содержали там особые часовни, особых священослужителей и бедняков своего вероисповедания. Единодушие молитв, возносившихся на стольких разнообразных языках, и богослужение, совершавшееся столькими нациями в одном и том же храме, могли бы представлять назидательное зрелище общего согласия; но религиозное рвение христианских сект было заражено ненавистью и мстительностью, и они стремились к порабощению своих духовных братьев на том самом месте, где распятый Мессия прощал своих врагов. Там первенствовали франки благодаря своему мужеству и своей многочисленности, а величие Карла Великого служило охраной и для латинских пилигримов и для восточных католиков. Этот благочистивый император облегчал своими подаяниями положение бедняков карфагенских, александрийских и иерусалимских и многие из палестинских монастырей были основаны или реставрированы на его щедрые пожертвования. Величайший из Аббассидов, Гарун-аль-Рашид считал своего христианского собрата за равного себе и по гению и по могуществу; их дружба была скреплена частыми взаимными подарками и отправками посольств, и халиф, передал императору ключи от гроба Господня и, быть может, от города Иерусалима, не отказываясь от своей верховной власти над Святыми Местами. Во время упадка монархии Каролингов, республика Амальфи оказывала полезные услуги торговле и религии европейцев на Восток. Ее суда перевозили латинских пилигримов к берегам Египта и Палестины и этой доставкой выгодных грузов снискали милостивое расположение и покровительство халифов Фатимидов; на Голгофе была заведена ежегодная ярмарка, а итальянские торговцы основали монастырь и госпиталь св. Иоанна Иерусалимского, послужившие колыбелью для того монашеского и военного ордена, который впоследствии владычествовал на Родосе и Мальте. Если бы христианские пилигримы ограничились поклонением гробнице пророка, последователи Мухаммеда не порицали бы их, а стали бы подражать их благочестию; но эти непреклонные унитарии были скандализованы таким культом, в который входили рождение, смерть и воскресенье Бога; католические образы были заклеймены названием идолов, и мусульмане с негодованием и насмешкой смотрели на чудесное пламя, вспыхивавшее у гроба Господня накануне праздника Пасхи. Этот благочестивый обман был придуман в девятом столетии; латинские крестоносцы охотно верили ему из религиозного усердия, а духовенство греческих, армянских и коптских сект стало ежегодно повторять его перед легковерной толпой и для своей собственной пользы и для пользы своих тиранов. Принцип религиозной терпимости во все века находил для себя опору в личных интересах, а доходы султана и его эмира ежегодно увеличивались благодаря тому, что столько тысяч иноземцев тратили там свои деньги и уплачивали налоги.
Переворот, вследствие которого скипер перешел от Аббассидов к Фатимидам, послужил скорее к пользе, нежели ко вреду Святых Мест: живший в Египте монарх лучше сознавал важность сношений с христианами, а палестинские эмиры были менее удалены от правосудия и влияния верховной власти. Но третьим из этих халифов Фатимидов был знаменитый Хаким, - бешеный юноша, утративший из нечестия и из деспотизма страх и перед Богом и перед людьми, и проводивший все свое царствование в безобразном сочетании пороков с безрассудствами. Не обращая никакого внимания на самые древние египетские обычаи, он обрек женщин на безусловное затворничество; это стеснение вызвало жалобы со стороны лиц обоего пола, а эти жалобы раздражали его; одна часть старого Каира была предана пламени, и в течение нескольких дней происходила кровопролитная борьба между войсками халифа и жителями. Сначала халиф выказал усердие ревностного мусульманина, основать или обогатить несколько мечетей и коллегий; тысяча двести девяносто копий Корана были списаны на его счет золотыми буквами и он издал эдикт об истреблении виноградников в Верхнем Египте. Но его тщеславие скоро увлеклось надеждой основать новую религию; слава пророка не удовлетворяла его, и он стал выдавать себя за видимый образ Всевышнего, который, после девяти появлений на земле, наконец олицетворился в его царственной особе. При имени царя живых и мертвых Хакима каждый должен был преклонять колена и воздавать ему религиозное поклонение; его мистерии совершались на горе подле Каира; шестнадцать тысяч новообращенных подписались под его символом веры, а жившие среди Ливанских гор свободные и воинственные друзы и по сие время верят в божественность этого сумасброда и тирана и убеждены, что он еще жив. В качестве бога, Хаким ненавидел иудеев и христиан, считая их поклонниками своих соперников; но остаток старых предрассудков или благоразумия еще заставлял его склоняться на сторону магометан. Своими жестокими и безрассудными гонениями в Египет и в Палестину он довел до мученической смерти и многих до вероотступничества; он не обращал никакого внимания ни на права, ни на особые привилегии сектантов и всеобщим эдиктом наложил запрещение на культ и иноземцев и туземцев. Церковь Вознесения, служившая храмом для всего христианского мира, была разрушена до основания; совершавшиеся накануне Пасхи чудесное зажигание светильников прекратилось и много нечестивого труда было потрачено на разрешение той пещеры под утесом, которая, в сущности, и считалась гробом Господним. При известии об этом святотатстве европейские нации были поражены удивлением и скорбью, но вместо того, чтобы взяться за оружие для защиты Святой Земли, они удовольствовались тем, что стали жечь или изгонять иудеев, как тайных подстрекателей нечестивого варвара. Впрочем, Хаким из нетвердости в убеждениях или из раскаяния сам до некоторой степени облегчил бедственное положение Иерусалима: тиран подписал декрет о возвращении христианам их церквей, но вслед за тем был умерщвлен агентами своей сестры. Царствовавшие после него халифы снова стали придерживаться прежних принципов и в религии и в политике, и снова ввели религиозную терпимость; при благочестивом содействии константинопольского императора, гроб Господен восстал из своих развалин, а пилигримы стали возвращаться, после непродолжительного воздержания, с усилившейся жаждою подвигов благочестия. Морские переезды в Палестину были сопряжены с опасностями и не часто представлялся для них удобный случай; но обращение Венгрии в христианство открыло безопасное сообщение между Германией и Грецией. Апостол этой страны, св. Стефан помогал и делом и советом своим странствующим единоверцам, которые могли проходить по христианским странам все полторы тысячи миль, отделяющим Белград от Антиохии. Франки выказали такое усердие в деле благочестивых странствований, какого у них не замечалось ранее, и большие дороги покрылись толпами людей обоего пола и всякого звания, высказывавших желание дожить только до той минуты, когда приложатся к гробнице своего Искупителя. Принцы и прелаты отказывались от заботы о своих владениях, и многочисленность этих благочестивых караванов служила прелюдией для тех армий, которые в следующем столетии выступали в поход под знаменем креста. Почти за тридцать лет до первого Крестового похода архиепископ Майнцский предпринял вместе с епископами Утрехтским, Бамбергским и Регенсбургским трудное путешествие от берегов Рейна до берегов Иордана, а число тех, кто их сопровождал, доходило до семи тысяч человек. В Константинополе им оказал гостеприимство император, но тем, что они высказывали свое богатство, они навлекли на себя нападение свирепых арабов; они обнажили свои мечи поневоле и не без угрызений совести, выдержали осаду в селении Капернаум и спаслись благодаря продажному покровительству эмира из рода Фатимидов. После посещения Святых Мест они отплыли в Италию, но из их свиты только две тысячи человек добрались до своей родины. Секретарь Вильгельма Завоевателя Ингульф участвовал в этом благочестивом странствовании; он рассказывает, что они выехали в Палестину из Нормандии в числе тридцати здоровых и весьма хорошо снабженных всадников, но что эти всадники переходили обратно через Альпы в числе двадцати человек пешком и в очень жалком виде с котомкой на спине.