У мужественного Григория Седьмого уже ранее того родилась мысль вооружить Европу против Азии, и пылкость его религиозного рвения и честолюбия ясно обнаружилась в его посланиях; с обеих сторон Альп собрались под знамя св. Петра пятьдесят тысяч католиков, и папа намеревался лично выступить во главе этой армии против нечестивых последователей Мухаммеда, как нам поведал об этом его преемник. Но честь или вина осуществления этого святого замысла, хотя и не под личным предводительством, принадлежала самому преданному из приверженцев Григория Урбану Второму. Он предпринял завоевание Востока в то время, как его соперник Гвиберт Равеннский, оспаривавший у него и титул и почетные отличия первосвященного звания, держал в своей власти большую часть Рима и возводил в нем укрепления. Он старался соединить военные силы Запада в такое время, когда император и король Франции были отлучены от церкви и им самим и его предместниками, и вследствии того была разорвана связь как между западными монархами и церквью, так и между народами и их монархами. Король Франции Филипп Первый терпеливо выносил наказание, вызванное его постыдным образом жизни и незаконным браком. Император Германский Генрих Четвертый отстаивал свою привелегию инвеституры, - свое право утверждать епископов пожалованием перстня и посоха. Но в Италии императорская партия была побеждена норманнами и графиней Матильдой, а в эту старинную распрю только что подлили яду два несчастья - восстание Генрихова сына Конрада и позор Генриховой супруги, сознавшейся на соборах в Констансе и в Пьяченце в многочисленных прелюбодеяниях, на которые склонял ее супруг, не дороживший ни ее честью, ни своей собственной. Дело, за которое взялся Урбан, было так популярно, а его влияние было так велико, что на созванный им в Пьяченце собор съехались из Италии, Франции, Бургундии, Швабии и Баварии двести епископов. На этом важном съезде собрались четыре тысячи лиц духовного звания и тридцать тысяч мирян, а так как и в самой просторной церкви не могла бы уместиться такая масса людей, то продолжавшиеся семь дней заседания происходили на прилегающей к городу равнине. Послы греческого императора Алексия Комнина описали перед этим собранием несчастья своего государя и опасное положение Константинополя, который был защищен от общих врагов всех христиан, победоносных тюрок, только узким проливом.
В своих мольбах о помощи они старались польстить тщеславию латинских монархов и убеждали их, как из политических, так и из религиозных мотивов отбросить варваров в глубь Азии, прежде чем эти варвары попытаются проникнуть внутрь Европы. Рассказ о страданиях восточных единоверцев растрогал слушателей до слез; самые пылкие из поборников христианства заявили о своей готовности взяться за оружие, и греческие послы были отпущены с обещаниями скорого и могущественного содействия. Избавление Константинополя было включено в более широкий и более далекий замысел освобождения Иерусалима; но осторожный Урбан отложил окончательное решение до второго собора, который он предлагал созвать в одном из французских городов осенью того же года. Эта непродолжительная отсрочка была полезна тем, что лишь усиливала общий энтузиазм; к тому же папа возлагал свои надежды главным образом на воинственную нацию, гордившуюся славой своего имени и старавшуюся подражать своему герою Карлу Великому, которому популярный роман Турпина, приписывал завоевание Святой Земли. В этом выборе Урбан, быть может, руководствовался привязанностью к родине или тщеславием: он родился во Франции, был монахом в Клюни и был первый из своих соотечественников, достигший престола св. Петра. Этот папа прославил и свое семейство и свою провинцию, а разве что-нибудь может сравниться с удовольствием посвятить в блеск высокого звания ту страну, где молодость была проведена в неизвестности и в труде.
В нас мог бы возбудить удивление тот факт, что римский первосвященник воздвигал внутри Франции трибунал, с высоты которого он громил своими анафемами короля; но наше удивление исчезнет, если мы составим себе верное понятие о том, чем были короли Франции в одинадцатом столетии. Филипп Первый был правнук основателя теперешней династии Гуго Капета, присоединивший, - в то время как потомство Карла Великого пришло в упадок, - королевский титул к своим наследственным владениям Парижу и Орлеану.
На этом небольшом пространстве он пользовался доходами и правом отправления правосудия; но в остальной Франции Гуго и его ближайшие преемники были не более как феодальными начальниками над почти шестьюдесятью герцогами и графами, которые пользовались независимостью и наследственной властью, не подчинялись ни каким законам и легальным постановлениям собраний, и за неуважение к своему монарху наказывались непокорностью своих низших васслов. В Клермоне, на территории графа Овернского, папа мог безнаказанно пренебрегать гневом Филиппа, а созванный им в этом городе собор был не менее многочислен и внушал не менее уважения, чем тот, который собирался в Пьяченце. Кроме своего двора и коллегии римских кардиналов, папа имел при себе тринадцать архиепископов и двести двадцать пять епископов; число украшенных митрами прелатов доходило до четырехсот; а отцов церкви благословили на их труд святые люди и просветили ученые люди того времени. Масса могущественных владетельных князей и славных рыцарей собралась из соседних стран в место заседаний собора и с нетерпением ожидала его постановлений; и таково было общее пылкое рвение и любопытство, что в городе не оказалось достаточно места для помещения, и многие тысячи пришельцев поселились в ноябре в палатках и лачугах на открытом поле. Плодом восьмидневных заседаний было несколько полезных или назидательных церковных постановлений касательно улучшения нравов; войны между отдельными владельцами подверглись строгому осуждению; мир Божий, то есть прекращение военных действий в течение четырех дней в неделю, был снова утвержден; женщины и священнослужители были поставлены под защиту церкви, и трехлетнее покровительство было распространено на земледельцев и торговцев - этих беззащитных жертв воинского хищничества. Но как бы ни была священна та власть, которая утвердила закон, он не может внезапно изменить нравы своего времени, а добрые намерения Урбана заслуживают тем менее похвалы, что он старался прекратить внутренние распри только для того, чтоб распространить пламя войны от берегов Атлантического океана до берегов Евфрата.
С того времени, как был созван собор в Пьяченце, слух о его великом замысле распространился среди народных масс; по возвращении из Пьяченцы духовенство стало проповедывать во всех приходах необходимость освобождения Святой Земли, доказывая заслугу и славу такого предприятия, а когда папа взошел на высокую эстраду, построенную на клермонской рыночной площади, его красноречивая речь была обращена к хорошо подготовленным и нетерпеливым слушателям. Его доводы были вполне убедительны, его воззвания были пылки, его успех был неизбежен. Оратора прерывали тысячи голосов, восклицавших на своем грубом диалекте: “Богу так угодно, Богу так угодно!”. “Действительно, Богу так угодно”, - возразил папа, - а эти достопамятные слова, без сомнения внушенные Святым Духом, пусть будут впредь боевым кличем, чтоб поддерживать в поборниках Христа благочестивое рвение и мужество. Его крест есть символ вашего спасения: носите его красного цвета, одного цвета с кровью, на вашей груди или на ваших плечах как залог вашего священного и непреложного обязательства”. Это предложение было принято с радостью; множество лиц и духовного и светского звания прикрепили к своему верхнему платью изображение креста и стали просить папу, чтоб он выступил во главе их в поход. Эта опасная честь была отклонена папой, который был осторожнее своего предместника Григория; он сослался на раскол внутри церкви и на обязанности своего пастырского звания, а тем верующим, которые не могли принять участия в походе по своему полу или ремеслу, по своим летам или недугам, он посоветовал помогать молитвами и подаяниями тем, которые были способны сражаться. Титул и полномочия своего легата он возложил на епископа города Рюи Адемара, который прежде всех получил крест из рук папы. Самым усердным их светских вождей был граф Тулузский Раймунд; приехавшие от него на собор послы объяснили причины его отсутствия и дали слово от имени своего повелителя. Подвижники креста исповедались и получили отпущение своих грехов; затем их распустили с увещанием поощрять их соотечественников и друзей к участию в предприятии; а их выступление в поход было назначено в праздник Успения, - 15 августа следующего года.