Людям до такой степени свойственна привычка прибегать к насилию, что она составляет как бы врожденное свойство их натуры и они готовы принять самую мелкую обиду и самое сомнительное право за достаточное основание для того, чтоб один народ объявил войну другому. Но название и характер священной войны требуют более строго расследования ее мотивов; ведь мы не можем поверить на слово, что служители князя Мира обнажили меч разрушения без веских мотивов, без законного на то права и без крайней необходимости. Политические результаты предприятия выясняются с течением времени путем опыта, но прежде чем приступить к делу, мы должны сознать и справедливость, и целесообразность предприятия. Во времена Крестовых походов и восточные, и западные христиане были убеждены, что справедливость была на их стороне и что они были достойны похвалы; их аргументы затемнялись беспрестанным употреблением во зло Священного Писания и риторики; но они, как кажется, более всего настаивали на естественном и священном праве защищать свою религию, на своем праве владеть Святой Землей и на нечестии своих языческих и магометанских противников.
I. Право законной обороны, конечно, заключает в себе и право защищать наших светских и духовных союзников; оно основывается на действительном существовании опасности, а настоятельность этой опасности измеряется ожесточением и могуществом наших врагов. Магометанам приписывали тот зловредный принцип, что на них лежит обязанность искоренять мечом все другие религии. Это обвинение, возведенное на них невежеством и ханжеством, опровергается содержанием Корана, историей мусульманских завоевателей, публичной и легальной терпимостью христианского богослужения. Но нельзя отрицать того, что восточные церкви были доведены под их железным игом до бедственного положения, что и в мирное время, и в военное они предъявляли божественное и неоспоримое право на всемирное владычество и что догматы их веры постоянно угрожали уничтожением религии и свободы тех, кого они называли неверными. В одиннадцатом столетии победы тюрок заставляли опасаться, что эти угрозы могут быть приведены в исполнение на деле. В течение менее тридцати лет они завладели азиатскими государствами вплоть до Иерусалима и до Геллеспонта, и Греческая империя находилась на краю гибели. Помимо искреннего сочувствия к своим единоверцам латины имели право защищать Константинополь ради своих собственных интересов, так как этот город служил самым важным оплотом для Запада, а право обороны заключается не только в отражении нападения, но и в его предотвращении. Но эта благотворная цель могла быть достигнута присылкой менее многочисленных подкреплений, и наш рассудок не может одобрить отправки на отдаленный театр военных действий тех бесчисленных сонмищ, которые затопили Азию и обезлюдили Европу.
II. От обладания Палестиной не могли ничего выиграть ни могущество латинов, ни их безопасность, и только их фанатизмом можно было оправдать завоевание такой отдаленной и небольшой провинции. Христиане утверждали, что их неотъемлемое право на обетованную землю было за ними закреплено кровью их божественного Спасителя и что на них лежала обязанность вырвать это наследственное достояние из рук незаконных владельцев, не уважавших святости гроба Господня и не допускавших к нему пилигримов. Было бы тщетно на это возражать, что первенство Иерусалима и святость Палестины были упразднены вместе с законами Моисея, что Бог христиан не местное божество и что приобретение его колыбели или его гробницы, Вифлеема или Голгофы, не может служить оправданием для нарушений нравственных правил Евангелия. Такие аргументы всегда будут отскакивать в сторону от того тяжелого щита, которым прикрывается суеверие, и религиозные люди нелегко откажутся от обладания священной почвой мистерии и чудес.
III. Но священные войны, возникшие во всех странах мира от Египта до Ливонии и от Перу до Индостана, требовали для своего оправдания более всеобщих и более податливых мотивов. Нередко допускали, а иногда положительно утверждали, что различие религиозных верований есть достаточный мотив для ведения войны, что подвижники креста могут убивать или порабощать упорных неверующих и что благодать есть единственный источник и могущества в этом мире и спасение в будущем. За четыреста с лишним лет до первого Крестового похода варвары германские и арабские завладели восточными и западными провинциями Римской империи почти одновременно и одинаковым путем. Время и трактаты придали легальную прочность завоеваниям принявших христианскую веру франков; а магометанские монархи все еще были в глазах своих подданных и соседей тиранами и узурпаторами, у которых можно было без нарушения справедливости отнять их незаконные владения путем внешнего нападения или внутреннего восстания.
По мере того как нравы христиан развращались, налагаемые церквью наказания становились более строгими, и с возрастанием числа грехов возрастало число средств нравственного исцеления. В первобытной церкви искупление грехов подготовлялось добровольным и публичным сознанием своей вины. В средние века епископы и священники допрашивали преступника, требовали от него отчета во всем, что он думал, говорил и делал, и установили условия, на которых он мог примириться с Богом. Но так как эта неограниченная власть могла быть употребляема во зло то чрезмерной снисходительностью, то чрезмерной взыскательностью, то в руководство духовным судьям был составлен устав церковного благополучия. Этот род законодательства был придуман греками; латинская церковь заимствовала от них чин покаяния или ввела у себя по их примеру нечто подобное, и духовенство всех епархий было снабжено во времена Карла Великого кодексом, содержание которого оно тщательно скрывало от простонародья. В этой опасной классификации преступлений и наказаний опасность или прозорливость монахов предусмотрела все возможные случаи и все возможные оттенки; в этот список вошли и такие грехи, существование которых не могла бы заподозрить невинность, и такие, существованию которых не может верить наш рассудок, а самые обыкновенные преступления - блуд и прелюбодеяние, клятвопреступление и святотатство, грабеж и убийство - искуплялись покаянием, которое сообразно с разными побочными обстоятельствами продолжалось от сорока до семидесяти лет. В течение этого бичевания плоти благотворный режим постов и молитв исцелял больного и доставлял преступнику отпущение грехов; его скорбь и раскаяние выражались в полном пренебрежении ко всему, что касалось его наружности, и он смиренно воздерживался от всяких деловых занятий и от всяких общественных удовольствий. Но от строгого исполнения этих правил обезлюдели бы дворцы и лагери и города; западные варвары всему верили и всему подчинялись; но натура нередко восставала против принципа, и светский судья безуспешно старался применять предписания духовенства. Действительно, буквальное исполнение законов о покаянии было невозможно; грехи прелюбодеев умножились от ежедневного повторения; под грех человекоубийства можно было подвести избиение целого народа; всякое греховное деяние отмечалось отдельно, и умеренному грешнику было бы не трудно в те времена анархии и разврата сделать долг в триста лет. Его неспособность расплатиться была облегчена заменом или индульгенцией: год покаяния был оценен для людей богатых в двадцать шесть solidi (золотых монет), то есть почти в четыре фунта стерлингов, а для бедных в три solidi, то есть в девять шиллингов; эти взносы скоро стали употребляться на нужды церкви, для которой искупление грехов сделалось неисчерпаемым источников богатства и могущества. Долг в триста лет или в тысячу двести фунтов стерлингов мог разорить зажиточного человека; недостаток золота и серебра восполнялся отчуждением земель, а Пипин и Карл Великий положительно заявили, что жаловали церкви обширные земельные владения для исцеления своей души.
В гражданском законодательстве принято за правило, что тот, кто не в состоянии расплатиться деньгами, должен расплачиваться своим телом, и монахи ввели у себя телесные наказания - этот хотя и мучительный, но дешевый способ расплаты. Путем фантастических вычислений один год покаяния был заменен тремя тысячами ударов плети, и таковы были ловкость и терпение знаменитого пустынника св. Доминика Броненосца, что в течение шести дней он сквитал на своей собственной спине долг в целое столетие тремястами тысячами ударов плети. Его примеру стали следовать многие кающиеся обоего пола; а так как дозволялось расплачиваться этим способом за других, то выносливые труженики могли искупать своей собственной спиной грехи своих благодетелей. Эта привычка расплачиваться за грехи деньгами или спиной привела в одиннадцатом столетии к менее унизительному способу расплаты. Предшественники Урбана Второго признавали заслугу тех, кто участвовал в войнах с сарацинами в Африке и в Испании. На Клермонском соборе этот папа даровал полную индульгенцию тем, кто вступал на службу под знамя креста, отпустил все их грехи и счел уплаченными все, что они оставались в долгу по правилам церковного покаяния. Наш холодный философский век не в состоянии понять того впечатления, которое произвели эти обещания на преступников и фанатиков. По зову своего пастыря разбойники, поджигатели и убийцы тысячами устремились спасать свою душу и повторять над неверующими преступные деяния, которые прежде совершали над своими христианскими собратьями, и новые условия искупления были с горячностью приняты грешниками всякого звания и всякого рода. Никто не был безупречен, никто не считал себя чистым от греха и не нуждающимся в покаянии, а те, которые всех менее могли страшиться правосудия Божия и церковного, имели еще более права ожидать награды за свое благочестивое мужество и в этой жизни, и в будущей. В случае, если бы они пали, латинское духовенство обещало украсить их могилу венцом мученичества; в случае, если бы они пережили завоевание Святой Земли, они могли без нетерпения ожидать увеличившейся награды, которую получат на небесах. Они изъявляли готовность пролить свою кровь за Сына Божьего, сшедшего на землю для их спасения; они брались нести крест и с уверенностью вступали на путь Божий; Его Провидение, конечно, охраняло бы их безопасность, а его могущество, конечно, устранило бы наглядным и чудесным образом те препятствия, которые могли встретить их святое предприятие. Облако и огненный столб Иеговы ведь руководили же израильтянами при переселении в Обетованную землю. Разве христиане не имели еще более основания ожидать, что воды рек расступятся, чтобы дать им проход, что самые крепкие городские стены будут разваливаться при звуке их труб и что солнце остановит свое течение, чтобы дать им время истребить неверных?