В истории не было другого примера, чтобы короли Франции и Англии сражались, подобно Филиппу Августу и Ричарду Первому, под одним знаменем; но священному предприятию, за которое они взялись, постоянно служила помехой их национальная зависть, и две партии, пользовавшиеся в Палестине их покровительством, относились более враждебно одна к другой, чем к своему общему противнику. На Востоке - французского монарха считали и более высоким по положению, и более могущественным и латины признавали его в отсутствие императора своим светским главой. Его военные подвиги не соответствовали его репутации. Филипп был храбр, но по своему характеру был более государственный человек, чем воин; ему скоро надоело жертвовать своим здоровьем и своими интересами, живя на пустынном берегу; взятие Акры послужило сигналом для его отъезда, а тем, что он оставил для защиты Святой Земли герцога Бургундского с пятьюстами рыцарями и десятью тысячами пехотинцев, он не загладил этого неблаговидного дезертирства. Король Англии хотя и был ниже своего соперника по положению, но превосходил его богатством и военной репутацией, и если можно допустить, что геройство заключается в грубой и свирепой храбрости, то Ричард Плантагенет должен занимать выдающиеся место между героями своего времени. Воспоминаниями о Coeur de Lion, о монархе с львиным сердцем, долго дорожили и гордились его английские подданные, и даже через шестьдесят лет после его смерти внуки побежденных им тюрок и сарацинов прославляли его в своих поговорках; его страшное имя произносили в Сирии матери, чтобы прекратить детский шум; если конь внезапно бросался в сторону от дороги, всадник восклицал: “Не показалось ли тебе, что в этом кусте сидит король Ричард?” Его жестокосердие в обхождении с мусульманами происходило от его характера и от его рвения, но я не могу поверить, чтоб воин, употреблявший в дело свое копье так охотно и так бесстрашно, унизился до подстрекательства к умерщвлению своего храброго ратного товарища Конрада Монферратского, погибшего в Тире от руки каких-то неизвестных убийц. После взятия Акры и отъезда Филиппа, король Англии повел крестоносцев на завоевание морского побережья, и города Кесария и Яффа были присоединены к остаткам королевства, в котором царствовал Лузиньян. Переход в сто миль от Акры до Аскалона был большой битвой, не прерывавшейся в течение одиннадцати дней. Покинутый своими войсками, Саладин оставался на поле сражения с семнадцатью телохранителями, не опуская своего знамени и не переставая трубить в свои медные трубы; он собрал беглецов и возобновил нападение, а мусульманские проповедники или глашатаи громко увещевали унитариев не поддаваться христианским идолопоклонникам. Но натиск этих идолопоклонников был непреодолим, и только тем, что султан разрушил стены и здания Аскалона, он помешал им занять важную крепость на границе Египта. В течение суровой зимы обе армии бездействовали; но с наступлением весны франки приблизились к Иерусалиму на расстояние одного дня пути под знаменем английского короля, а этот король, благодаря своей предприимчивости, захватил обоз или караван из семи тысяч верблюдов. Саладин заперся в святом городе, но там царствовали смятение и раздоры; султан постился, молился, произносил проповеди, обещал разделить с своими солдатами опасности осады, но его Мамелюки, еще не позабывшие, какая участь постигла в Акре их боевых товарищей, настоятельно требовали, чтобы он поберег и свою особу и их храбрость на будущую защиту их религии и владений. Мусульмане были спасены внезапным отступлением христиан, которое они приписывали чуду, и лавры Ричарда поблекли от благоразумия или от зависти его боевых товарищей. Взойдя на возвышение и закрыв руками лицо, герой воскликнул с негодованием: “Кто не желает спасать гроб Господень, тот недостоин узреть его”. Узнав, по возвращении в Акру, что султан неожиданно напал на Яффу и завладел ею, Ричард отплыл с небольшим число войск на торговых судах и первый выскочил на берег; его присутствие ободрило защитников замка и он обратил в бегство шестьдесят тысяч тюрок и сарацинов. Узнавши, как незначительны его военные силы, неприятель возвратился на другой день и застал его беспечно раскинувшим свой лагерь перед городскими воротами только с семнадцатью рыцарями и тремя стами стрелками. Не обращая внимания на многочисленность неприятеля, Ричард выдержал нападение, и мы знаем из свидетельства его врагов, что схватившись за свое копье, король Англии разъезжал перед их фронтом от правого крыла до левого, не встречая соперника, который осмелился бы остановить его. Уж не описываю ли я жизнь Орланда или Амадиса?